– А именно?

– Предоставить ему делать то, что он пожелает.

– А если он вздумает утопиться?

– Дорогой мистер Милвейн, Гарри не такой дурак.

– Я же говорил вам, что она русалка.

– Раз десять, не меньше. Наступило напряженное молчание. Вскоре впереди показался фолкстонский подъемник.

– Ничего у вас не выйдет, – сказала леди Пойнтинг-Маллоу.

Мелвил проводил ее до станции подъемника. Там она повернулась к нему:

– Я весьма признательна вам, мистер Милвейн, за то, что вы приехали, и была рада выслушать вашу точку зрения. Дело это непростое, но мы с вами, надеюсь, разумные люди.

Подумайте о том, что я сказала. Как друг Гарри. Ведь вы друг Гарри?

– Мы знакомы уже много лет.

– Не сомневаюсь, что рано или поздно вы со мной согласитесь. Совершенно очевидно, что для него это самое лучшее.

– Но существует мисс Глендауэр.

– Если мисс Глендауэр настоящая женщина, она должна быть готова принести ради его блага любую жертву.

И на этом они расстались.

С минуту Мелвил стоял на обочине напротив станции подъемника, глядя, как поднимается кабина. Шляпка с веселенькой отделкой, яркая, высоко поднятая, самоуверенная, скользила вверх, как идеальное воплощение неколебимого здравого смысла Он почувствовал, что его снова охватывает смятение; энергия, с которой высказалась эта дама, ошеломила его. Может ли не быть абсолютно прав человек, который говорит так веско и уверенно? А если так, то как быть с теми мрачными предчувствиями, зловещими намеками на бегство из этого мира и нашептыванием о «других снах», которые царили в его мыслях всего полчаса назад?

Он направился обратно в Сандгейт, раздираемый сомнениями. Перед глазами у него явственно стояла Морская Дама, какой она виделась леди Пойнтинг-Маллоу, – нечто цветущее, основательное, шикарное, богатое и отвратительно вульгарное. И в то же время ему столь же явственно вспоминался разговор с ней в саду, ее лицо, погруженное в тень, ее глаза, скрывающие глубокую тайну, и ее шепот, из-за которого весь окружающий мир казался ему не более чем легкой полупрозрачной завесой, за которой открывается нечто туманное, удивительное и до того никогда не виданное.

Чаттерис стоял, облокотившись на перила Когда Мелвил дотронулся рукой до его плеча, он заметно вздрогнул. Они неловко поздоровались.

– Дело в том, – сказал Мелвил, – что меня просили… поговорить с вами.

– Не нужно извиняться, – сказал Чаттерис. – Я рад хоть с кем-то об этом поговорить.

Наступило недолгое молчание.

Они стояли рядом, глядя вниз, на гавань. Позади них в отдалении играл оркестр, и под высокими электрическими фонарями двигались в разные стороны маленькие черные фигурки гуляющих. Я думаю, на первых порах Чаттерис твердо решил сохранять самообладание и держаться, как подобает светскому человеку.

– Прекрасный вечер, – сказал он.

– Замечательный, – отозвался Мелвил в том же тоне и отрезал кончик сигары. – Вы хотели, чтобы я вам кое-что сказал…

– Я все это знаю, – сказал Чаттерис, выставив вперед плечо, словно отгораживаясь им от Мелвила. – Все знаю.

– Вы видели ее, говорили с ней?

– Несколько раз.

На этот раз пауза длилась с минуту.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Мелвил.

Чаттерис не ответил, а повторять свой вопрос Мелвил не стал.

Через некоторое время Чаттерис повернулся к нему.

– Давайте пройдемся, – сказал он, и они, по-прежнему бок о бок, направились на запад. И тут он произнес целую маленькую речь.

– Мне жаль, что я причинил всем столько хлопот, – сказал он с таким видом, словно эта речь была им давно заготовлена. – Думаю, нет никаких сомнений в том, что я вел себя как осел. Я глубоко об этом сожалею. В значительной мере это моя вина. Но знаете – если речь идет об открытом скандале, то некоторая часть вины лежит и на нашей дорогой миссис Бантинг, которая так любит высказываться начистоту.

– Боюсь, что так, – признал Мелвил.

– Знаете, бывает, что человека одолевает определенное настроение. И делать его предметом всеобщего обсуждения совершенно ни к чему.

– Что сделано, то сделано.