– Что это так.

– Что влечение есть влечение, а пучина есть пучина? Да.

– Я никогда не думала… – начала она и остановилась. – Мистер Мелвил, – сказала она через некоторое время, – знаете, я не понимаю. Я думала… Сама не знаю, что я думала. Я думала, с его стороны это обычная тривиальная глупость – так потерять голову. Я согласна – я поняла, что вы хотели сказать, – согласна, что мы по-разному на него действуем. Но это… это ваше предположение, что она может толкнуть его на какой- то решительный и бесповоротный шаг… В конце концов она…

– Она – ничто, – сказал Мелвил. – Она – рука, которая схватила его и не выпускает, она всего лишь символ чего-то неведомого.

– Неведомого? Чего же?

Мой троюродный брат пожал плечами:

– Того, чего мы не можем найти в этой жизни. Того, что мы постоянно ищем.

– Но что это? – спросила она.

Мелвил не ответил. Она пристально посмотрела на него, потом снова повернулась к окну, за которым ярко светило солнце.

– Вы хотите, чтобы он вернулся? – спросил он.

– Не знаю.

– Вы хотите, чтобы он вернулся?

– Мне кажется, до сих пор он мне не был так нужен.

– А теперь?

– Да… Но… если он не вернется?

– Ради работы, – сказал Мелвил, – он не вернется.

– Я знаю.

– И ради собственного самоуважения и всего прочего в этом роде тоже не вернется.

– Да.

– Ведь все это, знаете, тоже сны, только не такие увлекательные. Тот дворец, который вы для него приготовили, – тоже сон. Но…

– Да?

– Он мог бы вернуться… – начал Мелвил, но, взглянув на нее, умолк. Потом он говорил мне, что у него было смутное намерение расшевелить ее, пробудить, вызвать у нее некую вспышку романтической силы, прилив страсти, которая только еще и могла бы вернуть Чанериса. Но в этот момент его как громом ударило – он понял, какая это была нелепая фантазия. Она стояла перед ним – незыблемо верная себе, умная, доброжелательная, но ограниченная, ненастоящая и бессильная. Ее поза, ее лицо говорили лишь об одном – что она от всей души протестует против всего, что с ней произошло, что она сознательно и решительно против этого, что она не намерена с этим смириться.

И тут, к его изумлению, в ней произошла какая-то перемена. Подняв голову, она вдруг протянула к нему обе руки, и в глазах ее появилось что-то такое, чего он никогда раньше не видел.

Он машинально взял ее за руки, и несколько секунд они стояли так, глядя друг другу в глаза с каким-то новым пониманием.

– Скажите ему, – произнесла она с изумившей его прямотой, – чтобы он вернулся. Нет ничего другого, кроме меня. Скажите ему, чтобы он вернулся!

– И…

– Скажите ему это.

– Что вы его прощаете?

– Нет! Скажите ему, что я хочу его. Если он не вернется ради этого, он не вернется вообще.

Если он не вернется ради этого… – она на мгновение умолкла, – я его не хочу. Нет! Я его не хочу. Он не мой и может идти куда угодно.

Мелвил почувствовал, что ее руки, до сих пор бессильно лежавшие в его ладонях, крепко их сжали и отпустили.

– Очень любезно с вашей стороны, что вы взялись нам помочь, – сказала она, когда он повернулся к двери.

Он взглянул на нее.

– Это очень любезно с вашей стороны, – повторила она и тут же воскликнула:

– Скажите ему, что хотите, лишь бы он вернулся ко мне!.. Хотя нет. Скажите ему то, что я сказала.

Он увидел, что она хочет что-то еще добавить, и остановился.

– Знаете, мистер Мелвил, для меня все это как будто новая книга, которая только что передо мной открылась. Вы уверены…

– Уверен?

– Уверены в том, что вы говорили? В том, что она для него значит… Что если так будет продолжаться дальше, то он…