Слава богу, мы добрались до какой-то площадки. Я привалился спиной к сторожевой башне.
— Кроме прочих мест, в Неаполе.
Мне значительно полегчало. Утренний бриз высушил холодный пот, струившийся у меня по спине. Аркадин повернулся ко мне лицом.
— А теперь вот в вашем замке. Не всякому удается с глазу на глаз беседовать с самим великим Аркадиным.
Не знаю, удалось ли мне, как я того хотел, выразить, произнося это имя, ноту сарказма. Я хотел выжать все возможное из этой ситуации. И продолжал:
— Бракко умер. Но прежде, чем он умер, успел сказать кое-что. Может быть, то, что вам нежелательно было бы услышать.
Это был снайперский удар. Я ждал реакции. Ее не последовало.
— Так что же этот человек… Как, вы сказали, его звали?
— Бракко, — повторил я громко и со злостью в голосе.
— Что же этот Бракко меня не навестил?
Я опять начал терять контроль над собой. С его стороны это был тактический ход, желание вывести противника из себя, заставить его сделать ошибку.
— Бракко мертв. Я уже говорил. Он умер три месяца назад в Неаполе. Убит.
— Вами?
Вопрос был задан легким, чуть приглушенным голосом. Мне стало смешно.
— Неужто я похож на убийцу?
Аркадин сделал шаг мне навстречу. Черный костюм, борода, показная терпеливость в ведении разговора, утомительно скучного для него, — все это сделало его похожим чуть ли не на проповедника. Проницательные глаза и убежденность в том, что он вещал, это впечатление усиливали.
— Нет, не похожи. Вы не убийца, ван Страттен. Вы просто дурак.
Порыв ветра разметал его седеющую бороду; голос звучал по-прежнему ровно.
— Я не стану пытаться выкупить вашу тайну, потому что никакой тайны нет. Но все равно…
Эти глаза, полускрытые тяжелыми веками, эта неподвижная рука, готовая на все…
— Все равно, я хочу вам кое-что предложить. Дать вам шанс получить нечто, что вы смогли бы мне продать. А я купить. По хорошей цене.
На верхушке башни кричали галки. Деревня внизу казалась погребенной под слоем пыли. Все выглядело жалким и ничтожным в сравнении с этим черно-серым гигантом, довлевшим над всем, куда простирался взор.
— Следуйте за мной.
И опять мы двинулись через анфиладу террас, а потом комнат, где шаги наши отдавались гулким эхом и где тяжелая темная мебель и пышные ковры терялись между паркетом и высокими сводчатыми потолками. Один из портретов на секунду привлек мое внимание своим холодным, беспощадным взглядом.
— Вы пытались припугнуть меня тайной, которой нет. Взамен я предлагаю вам другую, которая существует.
Он, не останавливаясь, шел вперед, а я, хотя и поторапливался, едва поспевал за ним.
— Величайшую тайну моей жизни, мистер ван Страттен.
Он толкнул дверь, обитую гвоздями с небывалыми шляпками. и мы вошли в кабинет. В нем не было ничего лишнего: на стенах висели металлические ящички с картотекой, стояли диктофоны, счетные машинки, коротковолновый передатчик и приемник. Эта комната разительно отличалась от тех, которыми мы только что проследовали.
Аркадин уселся в кресло за столом. Если бы не вечерний костюм, он полностью отвечал бы моему представлению о нем до того, как мы встретились, — магнат перед батареей телефонов, папок с бумагами и курсами акций, экстренными сводками о состоянии дел в экономическом мире. Бросалось в глаза отсутствие лишних вещей; даже зеленые оконные шторы ничем не отличались от тех, что висят где-нибудь в почтовой конторе: эта абсолютная аскетичность и придавала кабинету некое своеобразие. Своей лаконичной простотой он напоминал монашескую келью или анатомический театр. Здесь-то, не отвлекаемый ничем, кроме телефонных звонков, Аркадин поклонялся своему идолу — мамоне.
Он жестом указал мне на стул напротив себя. В лице его появилась приветливость.
— Тут работают мои секретари. Обстановка чисто служебная, но, надеюсь, вы простите, здесь нам по крайней мере не помешают.
Он достал из бара бутылку испанского бренди и два стакана.
— «Карлос Куинто»… отличный напиток.
Он протянул мне стакан, наполненный золотистой жидкостью, с видом человека, страстно желающего узнать мое мнение о ее достоинствах.
— Если бы мне пришлось что-либо скрывать, как вы считаете, что бы это могло быть?
Только совсем не зная Аркадина, можно было подумать, что он валяет дурака, тратя свое время на пустяки. Раз уж меня сюда притащили, видать, у него были серьезные на то основания. И скоро они станут мне известны. Может, после моего ухода у них с Райной произошла ссора. Может, она потребовала…
Впрочем, нечего воспарять в мечтах, да и расслабляться под воздействием бренди тоже не стоит. Аркадин мог послать за мной, чтобы получше познакомиться на досуге. И сейчас говорит просто первое, что приходит на ум. чтобы, скажем, проверить мою реакцию. Надо быть начеку, проявляя внешние дружелюбие и сердечную откровенность.
— Не знаю, что именно приходится вам скрывать, мистер Аркадин, но кое-что вы наверняка скрываете.
— В самом деле?
На его лице отразился интерес, как будто он слушал занимательную чужую историю.
— Да взять, к примеру, вашу нетерпимость по отношению к фоторепортерам.
Он нежно согревал ладонями стакан с бренди. Понюхал и отпил маленький глоток. Потом сказал: «Водку нужно пить залпом. Варварское зелье. Бренди и портвейн — изысканные напитки, утонченные, их следует смаковать».
И неожиданно добавил:
— Ван Страттен, как по-вашему, сколько мне лет?
При всем хаотичном течении нашей беседы этот поворот был столь неожиданным, что я не сдержал нервного смешка.
— Что за вопрос!
Но он повторил его.
— Откуда мне, черт побери, знать!
— И я не знаю. Вот вам моя тайна. Я не знаю, сколько мне лет.
Он откинулся в кресле, казавшемся слишком тесным для его огромного тела. И сразу стал усталым и старым.
— Вы меня разыгрываете?
Только что с трудом достигнутое ощущение покоя испарилось. Я попытался вернуть его, но безуспешно. Этот человек имел в запасе немало сатанинских трюков.
— Надеюсь, вы не для того пригласили меня в дом в шестом часу утра, чтобы справиться о том, каковы мои догадки по поводу вашего возраста?
Он пристально разглядывал меня из-под тяжелых век, как бы взвешивая, на что я годен. И когда заговорил, тон его опять резко изменился.
— Вам знакомо такое американское понятие — агентурная проверка?
Он поставил стакан. Руки его лежали на столе ладонями вниз. Они были массивны и неподвижны, такими руками не катают бумажные шарики, не вертят карандаши.
— Так вот, это своего рода расследование. И очень тщательное. Раскапывают все, абсолютно все. Не только факты, но и намерения, мотивы. Принимают во внимание все обстоятельства. Никаких сроков давности. Им неважно, когда произошло событие. Не имеет значения и как вы вели себя потом. Ничто не зачеркивает прошлого, ничто не обеляет его. Любое событие значимо так, как если бы оно произошло сегодня, даже случись оно двадцать лет назад.