– Почему вы держите около себя Жоржетту? Она совсем неподходящая подруга для вас.
– Я люблю ее.
– Так же, как вы любите Симпсона?
– Не той же любовью. Симпсон был маленький, раненый и одинокий, а Жоржетта была большая и, к сожалению, совсем не одна.
– Вы странное существо.
– Потому что я люблю собаку и другую женщину?
– И потому что вы других не любите так же.
– Я люблю мою работу.
– Работу? – он рассмеялся. – Вещь, которой женщина заглушает свое сердце, если кто-нибудь его опустошил, или пока никто не явился, чтобы заполнить его.
– Тысячу благодарностей. – Она сделала ему реверанс. – Не разрешите ли вы мне напомнить вам, что вы сами выбрали мне мою профессию?
– Тони, неужели вы никогда больше не полюбите?
Ее лицо передернулось.
– Не знаю, – сказала она очень тихо, – я чувствую так, как будто все мое сердце погребено под развалинами.
Он не ответил. Сумерки мягко нависли над ними, дрова в камине разгорались то там, то тут и освещали комнату языками пламени. Очень издалека доносился шум вечерней жизни.
– Мне нужно идти, – сказала Тони.
Она подошла к кровати.
– Итак, прощайте на некоторое время.
Руки Жана сжали ее руку.
– Я, вероятно, вовсе не уеду.
– Я думаю, что вам надо ехать. Я полагаю, что это был приступ старой болезни.
– Припадок был очень сильный.
– Бедный друг. Если вы не уедете, напишите мне, и я снова приду.
– Что вам больше хочется, чтобы я уехал или остался?
Вопрос озадачил ее. Нотка повелительного требования ответа взволновала ее немного…
– Конечно, я бы больше хотела, чтобы вы остались, – мягко ответила она.
Он нагнулся и поцеловал ей руку.
– До свидания!
ГЛАВА XXX
Мои мысли стремились и неотступно следовали за твоими, снова и снова.
Тони сидела на коврике перед камином. Симпсон сидел тут же рядом, положив покровительственно одну лапу на ее платье и мирно мигая глазами на огонь. Временами Тони почесывала ему левое ухо, и он отвечал благодарным взглядом.
В одном отношении собаки легко побивают людей: им в высшей степени свойственно чувство благодарности. Симпсон Сомарец особенно обладал этим чувством; он никогда не забывал того, что был бездомной собакой. Он обожал Тони. Единственный фокус, который он выучил из любви к ней, отнял у него год времени. Он не был проворной собакой, но все же он, наконец, научился танцевать вальс; у него уходило много времени, пока он делал круг, и нос становился влажнее обыкновенного, но все же он, наконец, это одолел. Он танцевал после чая, так как Тони была рассеянна весь день, и это, наверное, ее развлекало. Это развлекло бы кого угодно, так как это было замечательно торжественное представление.
– Ты пушистая собака большой ценности, – сказала ему Тони; он блаженно вздохнул. – И самая красивая собака в Париже, – продолжала она.
Симпсон был очень некрасив, и потому он обожал слушать такие отзывы.
– И я люблю тебя.
Он посмотрел на нее. Его два темных глаза были широко раскрыты. «И я вас люблю», – сразу ответили его глаза, хоть и не умели говорить. Жоржетта не то переделывала, не то портила шляпу. Она продолжала монолог, прерванный во время разговора Тони с собакой. Фразы стали долетать до Тони:
– Когда люди намерены дать тебе что-нибудь, они обыкновенно рассчитывают получить что-нибудь взамен, так что я сказала: «Послушай, голубчик, если я приму это предложение, то что ты хочешь взамен?»
– Кто, что, Жоржетта?
– Жюль. Он предлагает мне заведовать кабаре вместо него.
– Он хочет жениться на тебе?
– В этом-то самое худшее, такое устройство страшно связывает.