– Я тоже.
– А потом Покровская мне сказала, что вас тоже того… чуть не убили, и как раз когда я возле вашего дома болтался, и я решил, что вы не только уволить меня хотите, но и убийство на меня повесить. А я не убивал никого!
– И я не убивала. С чего ваша подруга решила, что это именно моя рука?
– Запонка.
– Что – запонка?
– На фотографии манжета с запонкой. У нас такие манжеты только вы носите. Больше никто. Это всем известно.
– Олечка так сказала?
Береговой кивнул.
Митрофанова опять зачем-то взялась за его плечо.
– Это мужские запонки, Володя, – сказала она и стиснула плечо холодными острыми пальцами. – Посмотрите получше. У меня таких нет и быть не может.
– Не разбираюсь я в запонках.
Она отпустила его плечо, обошла стол и села в то самое кресло, где только что сидел он, а до него, когда-то давным-давно, Александр Шан-Гирей.
– Почему вы решили мне все рассказать?
Он глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду.
– Потому что Ольга с Веселовским! И она ему звонила и говорила, что не знает, что теперь делать, потому что я вернулся на работу! Не должен был вернуться! А Веселовского тоже уволили… из-за вас.
– И что?
– Ничего, – буркнул Береговой. – Просто я подумал: имеет смысл сначала с вами поговорить, а потом с Анной Иосифовной или с кем там еще! С новым замом, что ли!
– Откуда он только взялся?.. И почему именно он?.. И почему бабка его попросила разобраться?.. Он же совершенно чужой в издательстве человек! Не Стрешнева и не меня, а именно его!
– Вы у меня спрашиваете? – осведомился Береговой. – Так я ничего не знаю!..
– И пропуск, – продолжала бормотать Митрофанова, будто во сне, – я же потеряла пропуск, и его восстанавливали. «Ова» ведь необязательно Митрофанова! Это какая угодно может быть фамилия!
Она вдруг вскочила с кресла, подбежала к шкафу, выдернула из него сумку и стала лихорадочно копаться внутри.
– Вадим не мог, – повторяла она, вытаскивая из сумки какие-то вещи, – может, Олечка и способна на это, но Вадим не мог! Он кто угодно, только не убийца.
– Екатерина Петровна!
– Зачем ему убивать?! Да еще у нас в издательстве?! Да еще непонятно кого! Но если фотографии выложила Олечка, а он теперь с ней…
Тут Митрофанова замолчала, как будто подавилась, и села на пол, смешно и неестественно подвернув ногу.
Береговой подскочил к ней.
– Вы что?! Вам плохо?!
В каждой руке она держала по пропуску, переводила взгляд с одного на второй.
– Как он сюда попал? – Она ткнула в Берегового пропусками. – Как
И она швырнула пропуска на ковер.
– Тише, – сказал Береговой, подобрал пластмассовые прямоугольники и оглянулся на дверь. – Тише, тише!.. Может, воды принести?
– Идите к черту, какой еще воды?! У меня совершенно точно был только один пропуск, а второй я потеряла! У меня совершенно точно нет таких запонок! Я совершенно точно никого не приводила в издательство! И я точно не знаю убитого человека!..
Дверь распахнулась, и в кабинет заглянул Стрешнев.
Такой всегдашний, нормальный, такой свой, что Митрофанова проворно встала на четвереньки и, помогая себе руками, держась за ближайший стул, поднялась с ковра, вырвала у Берегового пропуска и пошла к Стрешневу.
– Катя?! Ты что? Что случилось?
– Саша, я ничего не понимаю! Этот новый заместитель на самом деле Алекс Лорер, помнишь «Запах вечности»? Его бабка нашла, чтобы он разобрался, что происходит в издательстве! И у меня два пропуска, а был только один, я это точно знаю! И запонки на этих проклятых фотографиях не мои!
Она дошла до Стрешнева, обняла его и зарыдала.
– Как вы сюда попали?!
Алекс пожал плечами.
– У нас же пропускная система! Твою мать! Что вам нужно?!
– Здравствуй, Вадим. Сколько лет, сколько зим не видались Боб и Бим.
У Веселовского приоткрылся рот, и тяжеленная – не иначе, золотая! – ручка вывалилась из обессилевших пальцев и покатилась, покатилась…
– А мы пришли тебя навестить! – громко, так что, должно быть, слышали и в коридоре, продолжала писательница Покровская. – Ну, дворец! Ну, хорош! С лебедями, с чучелами!.. С дипломами всякими, с чудесами разными!..
Она по-хозяйски прошла вперед, к подиуму, на котором стоял огромный стеклянный стол с изменяющейся подсветкой, и к трону, на котором почти умирал близкий к коме Веселовский.
– А седалище что? – спросила она, взойдя на подиум и заглядывая под стол. – Не подсвечивается? Надо лампочки вкрутить, Вадим! Так не годится.
– Маня… – произнес Алекс.
Она оглянулась на него, хотела что-то сказать, но не стала.
Стянула с плеч пальто и уселась напротив Веселовского – немного царицей Тамарой.
– Я… рад тебя видеть.
– Ну, конечно.
– Как ты поживаешь?
– Превосходно.
Алекс усмехнулся. Она так нравилась ему, что он совершенно не знал, что с этим делать. Тысячу лет ему никто
А, может, миллион.
Она ведь понятия не имеет, зачем они сюда приехали и что именно он собирается говорить! Но подыгрывает ему виртуозно, как будто чувствует все его внутренние настройки, словно действительно знает про него все!..
Но ведь так не бывает. И надеяться глупо.
– На самом деле это я попросил Марину Алексеевну сопровождать меня. Одного меня вряд ли пустили бы. А Марина Алексеевна – человек, известный всей стране, и ее благонадежность не вызывает никаких сомнений.
– Да уж! – откликнулась Маня. – Я сказала охранникам, что мой следующий детектив будет про колбасную фабрику. Потом пара автографов, и дело в шляпе. Кстати, рассиживаться нам некогда, меня ждет генеральный директор.
– Наш генеральный директор?!
– Ваш, не мой же! У меня нету никакого директора! Помощница есть по хозяйству, а больше никакого штата и нету!
– А зачем тебя ждет наш директор? – глупо спросил Веселовский и осекся.
– Да я же говорю – собралась писать про колбасу! И про разных колбасных деятелей. Надо же с кого-то начинать, ну, я и решила начать с директора. Не с тебя же! – Тут она небрежно махнула рукой. – Ты в колбасе недавно, что с тебя возьмешь!..
Алекс тоже взошел на подиум, подумал немного, взял со стула причудливой формы Манино пальто,
