Но он уже принял решение, этот человек, от которого зависело все. Катерина знала это так же твердо, как если бы он сказал ей об этом. Ей оставалось только ждать, зачарованно глядя, как надвигается на нее закрученный в тугую спираль, кипящий и клокочущий, полный зловещих и неясных образов ураган…

– Кать! – позвал ее Скворцов. – Катя-я! Ау-у! Следующая остановка – город Вашингтон, мы на этой выходим!

Спохватившись, Катерина подскочила в кресле и виновато поглядела на Сашу, как будто он мог подслушать ее тайные мысли. Но Саша мысли читать не умел, он сосредоточенно вытаскивал из ящика над головой Катеринин портплед и свой чемодан.

Зевая от холода и желания спать, Катерина потащилась к двум джипам, встречавшим Тимофея Ильича, точно таким же, как в Москве. Тимофей Ильич был человек, верный привычкам.

– Добрый вечер, Коля, – поздоровалась она с водителем и опустила портплед на бетон. – Не соскучились без нас?

– Скучали, Катерина Дмитриевна, – ответил водитель с улыбкой. – Что-то вы без ракетки?

– А я в такой спешке собиралась, что все позабыла. Кроме того, мы не знали, где будем, в Калининграде или на даче. – Она прикурила и протянула водителю пачку. Со стороны зала ожидания к ним подошел знакомый гаишник. Тоже закурил.

– Надолго к нам Тимофей Ильич?

– Да я на самом деле не очень в курсе. Мы дней на десять. Потом ненадолго в Москву, и опять к вам.

– Это хорошо, – подытожил гаишник. – С Тимофеем Ильичом спокойней.

Разговаривали они негромко и вяло. Все устали, ночь надвигалась быстро и бесшумно. Всем хотелось по домам. Саша Скворцов, договорив с кем-то из прилетевших, приблизился и встал, привалившись к чистому боку джипа.

– Скоро он там? – пробормотал он так, чтобы слышала только Катерина.

Пока босс не занял своего места, они не имели права погрузиться в машину. Кроме того, следовало ждать высочайшего указания – кто в какой машине поедет.

Кольцов появился со стороны сиявшего огнями самолета и надвинулся на них, как грозовая туча.

– Добрый вечер, – бросил он всем сразу, – прошу в машину.

Наученная горьким опытом, Катерина портплед за собой не поволокла. Леша молниеносно перехватил его и запихал в багажник. Захлопнулась дверь. На милицейской машине включилась мигалка. В джипе было уютно, хорошо пахло кожей и одеколоном Тимофея, и хотелось ехать долго-долго, до утра. Оба джипа повернули на Светлогорск. Тимофей Ильич, как ни странно, по телефону не разговаривал, хотя это было его обычное состояние. Он сидел, кое-как пристроив голову на подушку, и о чем-то думал. Вид у него был недовольный. Саша почти дремал, делая вид, что читает, а Катерина смотрела в окно.

Шоссе было пустым и очень темным. Глубокая тьма, какая бывает только ранней весной и поздней осенью, стекала с холмов. Фары выхватывали толстые стволы старых немецких лип по обе стороны шоссе. Катерина знала, что за липами – до горизонта – холмы и леса, иногда вплотную подступающие к дороге. Очень живописный и очень немецкий пейзаж.

Ехать было еще минут двадцать, а глаза слипались неудержимо, и в конце концов она решила, что не случится ничего страшного, если она на минуточку их закроет.

Потом она так и не смогла точно вспомнить, как это произошло. Какой-то странный звук, похожий на треск сломанной прямо над ухом ветки, разбудил ее. Она открыла глаза и услышала еще серию таких же звуков, острых и страшных, как смерть. Со следующим ударом сердца машину понесло и закрутило, что-то дико закричал водитель, со звоном разлетелось боковое стекло. Джип, сотрясаясь могучим, бронированным телом, не тормозил, его несло прямо на стену старых немецких лип, которые бешено вращались, оказываясь то справа, то слева, как в ночном кошмаре.

В нас стреляют, пронеслось в голове. Если не убьют, мы разобьемся. Скорость слишком большая, а машина слишком тяжелая.

Острым алмазным дождем сыпалось раскрошенное в пыль стекло, джип бросало из стороны в сторону, и кто-то орал совсем рядом:

– На пол!!! На пол лечь!!!

Она не знала, как оказалась на полу. Кто-то прикрыл ее сверху от града осколков, и она изо всех сил зажмурилась, понимая, что это конец.

Со следующим ударом сердца все остановилось.

Потолок машины как-то странно сместился и нависал над Катериной. На губах была кровь.

Я жива? Жива?!

– Все живы? – отрывисто спросил кто-то над ее головой. – Живы все?

Ей было тяжело, почти невозможно дышать, и она равнодушно подумала – это от того, что к полу ее придавил Тимофей.

Он рывком поднялся и сел. Дышать стало легче.

– Ты жива? – спросил он и быстро ощупал ее, от шеи до ботинок, делая больно. В руке у него был пистолет. Смотрел он странно, как будто не видел.

– А т-ты? – заикаясь, спросила Катерина и вдруг пришла в себя и схватила его за руки. – Ты жив? А? Тимофей?

Поняв, что она жива, Тимофей выругался, матерно и коротко, и переступив через нее, навалился на дверь, наотмашь распахнул ее и спрыгнул на землю.