– Понятия не имею, – ответила Катерина, приближаясь к ней и вглядываясь.
Какой-то огромный мужик в распахнутой куртке шел по дорожке прямо к дому, и, не веря себе, Катерина вдруг узнала в нем Тимофея Кольцова.
– Кто это? – в изумлении повторила Даша, когда Тимофей остановился, не дойдя до сестер нескольких шагов, и сказал низким, тяжелым и странным голосом:
– Меня зовут Тимофей Кольцов. С Катериной Дмитриевной мы знакомы.
– Проходите, пожалуйста, – растерянно говорила у ворот мать, – Саша, не лезь в лужу! И машины можно загнать на участок…
– Спасибо, – так же растерянно отвечал невидимый за деревьями охранник Леша. – Как Тимофей Ильич распорядится…
– А что тут распоряжаться, – послышался голос отца, – заезжайте, да и все. Сейчас я ворота открою. Маша, возьми Саньку, она уже на дороге…
– Кто там? – подходя, спросила бабушка. – Это к кому?
– Это ко мне, бабушка, – задушенным голосом сказала Катерина. – Что-то случилось, Тимофей Ильич?
Кольцов подошел поближе, глядя в растерянные лица двух девушек, стоящих рядом на высоком крылечке старого дома. Он чувствовал себя полным идиотом. Куда его понесло?!
– Наверное, это была плохая идея, Катерина Дмитриевна, – произнес он медленно. – Да, плохая. Я, пожалуй, поеду.
Девушки на крылечке переглянулись, словно общаясь на каком-то совсем недоступном ему языке, и он почувствовал себя еще хуже.
Кивнув, он стал отступать назад, когда Катерина вдруг сбежала со ступенек ему навстречу:
– Это замечательная идея, Тимофей Ильич. Мы как раз шашлык жарим. Я вас сейчас со всеми познакомлю.
Он моментально расслабился, что было видно невооруженным глазом.
– Я только предупрежу ребят, – сказал он и зашагал к машине.
– Что это значит? – негромко спросила так и оставшаяся стоять на крыльце Даша. Ее муж, забыв о шашлыках, неотрывно, как маленький, смотрел на Кольцова.
– Я думаю, что это значит все, что ты подумала, и даже немножко больше, – дрожащим голосом отозвалась Катерина. Повернувшись, она пристально взглянула сестре в глаза. – Пойду спасать его от семьи. О господи, там же бабушка…
Тимофей возвращался в Москву поздним вечером, все еще недоумевая, зачем он поехал на дачу к Катерине Солнцевой.
Конечно, он нашел формальный повод.
Ему понадобилось сообщить ей, что он улетает в Калининград не в понедельник, как предполагалось, а в воскресенье. Ее телефона у него не было, помощника искать он не желал – с каких это пор? – Абдрашидзе уехал на телевидение, и мобильный у него не отвечал. Так что все объективные причины были налицо.
Но Тимофей никогда не лгал самому себе.
Он поехал потому, что его тянуло увидеться с ней. Не в офисе, не на встрече с избирателями, не мельком в коридоре «Останкино», куда он приезжал записываться, а она его там встречала.
Он не мог себе объяснить, почему ему этого хочется. Да особенно и не пытался.
Он встретится с ней, может, поговорит – о чем?! – отвезет в ресторан или сразу в свою пустую квартиру.
После ухода Дианы распустившийся дьявол стал наведываться к нему каждую ночь, как когда-то давно. Тимофей презирал себя за слабость, понимая, что его кошмары никак не связаны с отсутствием жены – когда они жили вместе, он виделся с ней очень редко, не каждый день.
Но пережитое в ночь ее ухода не давало ему покоя. Его собственное сознание играло с ним злые шутки.
Он не желал думать о том, что тогда сказал ему дьявол, и все-таки думал. Склонный к самому жесткому препарированию самого себя, Тимофей понимал, что как никогда близко подошел к грани, отделявшей его от безумия.
Дьявол вылез из преисподней окончательно и все время караулил его поблизости. Уже не спасала работа – дьявол не боялся ее. И утомление не действовало – дьяволу наплевать было на утомление. Он ждал своего часа. Когда Тимофей сдастся ему окончательно.
И тогда Кольцову стало казаться, что Катерина ему поможет.
Чем-то она напоминала ему Машу из зоопарка. Ту самую Машу, из-за которой маленький Тимофей выжил тридцать лет назад.
Частью сознания он понимал, что это просто навязчивая идея психически неуравновешенного человека. Катерина не имела совсем никакого отношения к его кошмарам и не могла его от них избавить.
Но зато другая часть умоляла его попробовать – вдруг поможет? Вдруг он изгонит дьявола из своей жизни?
Что-то было в ней такое, что убеждало его в этом. Какая-то брызжущая через край доброжелательность и доверчивость ребенка, выросшего в полной безопасности, уверенного в себе и в окружающем мире.