законы и управлять войсками на суше и на море. Вот главные задачи императорской власти. Наши же задачи — попечение о духовной пастве — тем возвышенней, чем больше различия между земным и небесным». Переходя к реальным фактам, папа пишет: «Кто осквернил твои богопослушные уши наветами против святейшего Марина, тот позволил себе употребить свой гнусный язык против Господа нашего И. Христа, все направляющего по своей воле. Кто же это имел дерзновение хулить непорочного жениха и священника и мать всех Церквей? Скажи, кто тебя обманул, что ты вселенского первосвященника терзаешь бранными словами и насмешками и злословишь святую Римскую Церковь, которой ты обязан глубоким почитанием. В чем прегрешила святая Римская Церковь, что развращенные люди настроили тебя изощрять против нее свой язык? Не она ли посылала в Константинополь легатов во время твоего царствования; не прилагала ли она особенное попечение о Константинопольском Соборе? Спросишь, к кому посылала Римская Церковь легатов? К частному человеку Фотию; ибо если бы был у тебя настоящий патриарх, то наша Церковь чаще бы с ним сносилась. Но, увы! такой знаменитый и богохранимый город не имеет епископа и украшается только царским присутствием. Если бы только не сдерживала нас любовь к тебе и не побуждала сносить нанесенное нашей Церкви оскорбление, то мы бы оказались вынужденными принять против преступного Фотия более суровые меры наказания, чем это допущено нашими предместниками, за его нечестивые и недостойные против нас речи. Марин при его величайшем благочестии хотел дословно исполнить и защитить определения святейшего папы Николая, вследствие чего подвергся у вас величайшему порицанию. И поелику он не согласился принять чужое мнение и не захотел признать недействительными соборные акты, то подвергся на 30 дней заключению в темнице».

В заключение, выразив удовольствие по поводу назначения на церковную службу царского сына Стефана, папа просит вооружить и снабдить необходимым запасом морские суда, чтобы они находились у итальянских берегов и оберегали Римскую область от сарацинских набегов.

Если преемник Василия, которому было вручено это письмо, имел уже основания быть недовольным Фотием, то, конечно, столь резко выраженное порицание Константинопольскому патриарху и непризнание за ним ни священства, ни епископства должно было дать в руки царя Льва весьма сильное оружие против Фотия. Между духовенством Константинопольского патриархата было много лиц, питавших к Фотию давнюю вражду, таковы приверженцы бывшего патриарха Игнатия. Один из них, епископ Неокесарии Стилиан, оставил для потомства весьма любопытный документ, именно, доклад папе Стефану VI о деле Фотия, составленный сейчас же по вступлении на престол Льва Мудрого. Этот документ, хотя и внушенный злобой к павшему уже врагу, так как Фотий тогда уже был в заточении, представляет, однако, большой исторический интерес, восполняя наши сведения об обстоятельствах низложения Фотия новыми фактами, лишь несколько преувеличенно рассказанными и односторонне освещенными. Поэтому сообщим некоторые данные из письма Стилиана.

Речь о неустройствах в Константинопольской Церкви автор начинает с иконоборческого периода, который ставит в ближайшее соотношение с делом патриарха Фотия. По его словам, схизматики, или несогласные с патриархом Игнатием, в свое время воспользовались содействием Фотия и достигли свержения с патриаршего престола Игнатия. Вся история патриарха Фотия, начиная с посвящения его митрополитом Григорием Асвестой и отделения от него значительной партии вместе с автором настоящего письма, изложена весьма подробно, в согласии с известными из других источников данными. Ясно и определенно ставится вопрос о подкупе папских легатов, посланных для участия в деятельности Собора: Родоальда и Захарии. Папе Николаю I раскрыл глаза на все это дело донос монаха Феогноста, который в мирском платье тайно ушел из Константинополя. Переходя к периоду второго патриаршества Фотия, когда папские легаты Петр, Павел и Евгений, обманутые и подкупленные, признали Фотия, именем папы, законным патриархом Константинополя, Стилиан говорит, что этот последний, ободренный безнаказанностью, принял на себя и политические дела и таким образом покушался предвосхитить себе самую царскую власть [67]. Сославшись далее на известные из других источников связи Фотия с магом и чародеем Сантаварином, принадлежавшим по отцу к манихейской секте и посвященным в священнический сан самим Фотием, автор приводит далее легенду о том, как Фотий постепенно завладевает расположением царя при помощи царского спальничего Никиты Клеусы, который подкладывал в пищу и питье царя даваемые Сантаварином снадобья. Завладев во второй раз патриаршим престолом, Фотий приблизил к царю Сантаварина и возвел его в епископы города Евхаиты, обогатив эту кафедру богатыми владениями и монастырями, которые были отняты от других епископий.

«Сей Сантаварин вместе с Фотием умыслили злой совет против ныне царствующего Льва, настроив против него царя Василия, отца его, как против злоумышленника и противника отеческой воли. Ибо, когда царь впал в неизлечимую болезнь и был близок к смерти, заговорщики держали на уме, что в случае его смерти они отстранят от царства его сына и или сами завладеют властью, или вручат оную угодному им лицу. Но Промысл Божий не допустил совершиться их злому намерению. Ибо хотя царь Василий поэтому держал своего сына Льва на положении частного лица [68] и заключил его под стражу, тем не менее по смерти отца он вступил на царский престол. Царь Лев немедленно лишает власти Фотия за его преступные и беззаконные действия, меня же, не имевшего с ним общения и ради этого испытавшего много огорчений, возвратил к прежнему положению».

В заключение письма выдвигается канонический вопрос по отношению к громадному числу духовенства в патриархате, принявшего посвящение от Фотия. Если он не признан в сане, если его принимать за частного человека и даже схизматика, то, конечно, следует признавать недействительными и все его рукоположения и таким образом изгнать из клира всех его ставленников. Стилиан ходатайствует о том, чтобы принята была мера сострадания к духовным лицам, получившим от Фотия посвящение.

Сообщаемая в приведенном документе версия о поводах к низвержению Фотия слишком выдает свою искусственность. Что Фотий не мог держаться в стороне от недоразумений между большим и малым двором, что он должен был выступать посредником между отцом и сыном, это соответствует его положению и роли и подтверждается летописями. Но план захватить политическую власть с устранением от нее Льва представляется внушенным злобой и ненавистью и не имеет для себя подтверждения. Конечно, эта легенда составилась в провинции, в среде части духовенства, недовольного патриархом Фотием, и легко могла быть принята на веру в Риме, где не имели оснований проверять ее. Скорей можно согласиться с тем, что патриарх Фотий в последние годы жизни Василия должен был явно стать на сторону отца, когда между приверженцами молодого царя возникла мысль о насильственном в пользу его перевороте (10). Таким образом, ход событий можно представлять в таком освещении, что царь Лев весьма рад был отделаться от слишком авторитетного патриарха и вместе с тем провести фамильный план о передаче патриаршей кафедры царевичу Стефану. Насколько для последней цели важно было заручиться согласием Римского престола, настолько низвержение Фотия было желательно для папы и обеспечивало с его стороны всяческие уступки и снисхождение по церковным делам.

Весьма вероятно, что полученное от папы Стефана письмо, в котором Фотию приписывались всяческие преступления и интриги, расстроившие отношения между Восточной и Западной Церковью, в котором, далее, он ставился на одну линию с мирянином и признавался схизматиком и отчаянным злодеем, над которым висит меч страшного церковного наказания, — что это письмо весьма кстати развязывало царю руки, давая ему благоприятный предлог и личину законности в принятых против Фотия мерах. Низложение патриарха последовало без соблюдения установленных каноническими правилами форм. Не видно, чтобы его дело обсуждалось на Соборе, чтобы он был предан суду; он уступил без борьбы и не пытался оправдываться; местом его ссылки был один из монастырей города в Псаматии. Первым затем делом царя было возвращение утраченных мест тем членам церковного клира, которые причислялись к партии Игнатия и не имели общения с Фотием. Им предстояла задача разрешить вопрос о каноническом значении избрания в патриархи юного 16-летнего Стефана, принявшего пострижение от Фотия. Дело о ставленниках Фотия, как видно из письма Стилиана, должно было пойти на окончательное разрешение Римского престола, но папа Стефан потребовал новых разъяснений, так как в Константинопольской Церкви были противоречивые мнения насчет духовного сана, какой можно признавать за Фотием. Сношения по этому вопросу продолжались до смерти папы Стефана (891). Между тем в Константинополе удаление Фотия от дел сопровождалось возбуждением среди его приверженцев и недовольством. Чтобы дать объяснение резким против патриарха действиям, правительство выдвинуло предлог — политическую его измену. Но назначенное следствие, произведенное доместиком Андреем, магистром Стефаном и логофетом дрома