явились решимость, спокойствие, уверенность. Даже медлительный Букис оживился.

— Бес один знает, сколько их там есть, а только ясно, что больше нашего. Я знаю, что в таком разе делать: надо бы их перехитрить, чтобы не ведали нам счета, думали, что большой ратью двигаемся. Идти надо врассыпную, а потом, как надобность будет, всем вместе навалиться.

Мартынь поделил людей на три дружины. Себе оставил шестерых сосновских, Мегиса с собакой и Инту с Пострелом, остальных разделил пополам; в одном отряде за старшого поставил Клава, в другом — Букиса и Симаниса. Калмыки наверняка укрываются близ дороги, поэтому глаз с нее не спускать. Вожак со своими людьми перешел через дорогу, держась к востоку, Клав должен был заходить справа, чуть поодаль, а люди Букиса — с запада. Шли по возможности за редкими рощицами и кустами, за холмами, брели по налитым дождем руслам ручьев, по высохшим мочилам и старым ямам из-под гравия, но так, чтобы одна дружина не теряла из виду другую.

Пострел что-то прихворнул, беспокойно все время ворочался и то и дело хныкал. Инта перепеленывала его, укачивала и всячески старалась успокоить, но на этот раз он не слушался — верно, заплесневевшие сухари расстроили желудок. День стоял ясный и тихий, слышен малейший шум вдалеке. Дорога была глубоко взрыта нековаными копытами, видно, что недавно проскакали по ней калмыки. Мартынь быстро перевел своих людей в глубокий, заросший густой осокой овраг, по дну которого в сторону озерца сочился ручеек, вытекавший, по-видимому, из болот синеющего вдали леса. Двигались ратники осторожно, стараясь не хлюпать и переговариваясь только шепотом. В том, что предосторожность и на самом деле оказалась не лишней, они убедились сразу же. Руло ручья огибало поросший кустами холм, и, только хорошенько вглядевшись, можно было заметить с равнины головы ратников. Неожиданно Марч оглянулся и окликнул остальных. Чуть подальше того места, где они пересекли дорогу, у подножия взгорья снова показались два всадника, видимо, те же самые. Огляделись, развели руками, полопотали, повернули коней и скрылись в том же направлении. Воины с минуту стояли, не говоря ни слова.

Вожак быстро огляделся. По ту сторону оврага — луг, за ним пологий склон без единого кустика, насквозь просматриваемый. Только слева за углом начинался пригорок, до самой дороги заросший кустами. На этот раз сверхосторожность выказал Юкум.

— Мы же тут чисто как на ладони, с любого холмика косоглазые нас увидят и обстреляют. Даже кочки тут нету, чтобы прилечь да мушкет пристроить.

Мартынь с ним согласился.

— Вот и я об этом же думаю. Придется свернуть вон в те кусты у пригорка.

Но, по мнению Эки, и там было не вполне надежно.

— Ну, а ежели в тех кустах полно желтой нечисти? А наших и не видать.

— Да тут наши, рядышком, ты о них не беспокойся. А коли там калмыки, так их-то нам и надо, их-то мы и ищем. Ты думаешь, что мы все время хорониться от них должны? А зачем же мы сюда пришли?

Они выбрались из оврага и рысцой направились через луг к пригорку. Инта устала. Юкум взялся поднести Пострела. Почувствовав мужские руки или просто перемену, этот горлан сразу же притих и широко раскрытыми глазами уставился вверх. Уже притомившийся Юкум покачал головой.

— Ну, чем плохо этакому вояке, ни ему в гору бежать, ни мушкет тащить.

Беззубый рот раскрылся, лицо сморщилось, крохотный мужчина, видимо, пытался улыбнуться.

— Ну, чего тебе не смеяться! Пострел ты и есть, коли уж стрела косоглазого не смогла в тебя угодить.

Но тут вожак приказал отдать Пострела Инте, а Юкума с Гачем выслал вперед — разведать кустарники. Остальные тем временем присели возле кустов. Пес все не мог успокоиться, рвался за разведчиками, Мегису пришлось держать его за лохматый загривок. Инта шепнула:

— Опять что-то учуял.

Но тут же в кустах показались Юкум и Гач; разведчики прибежали запыхавшись, указывая назад и сообщая шепотом:

— Там вон котловина… Там они и есть… с лошадьми, тьма-тьмущая!..

Держа ружья наготове, восемь человек осторожно поползли вперед. Мегис сердито тряхнул пса, который ощетинивался и все порывался залаять. Даже Пострел, видимо, сознавая всю серьезность положения, с соской во рту таращился на няньку, а у нее от усталости и волнения даже пот по щекам катился. Потом все разом припали к земле и взяли мушкеты на изготовку. Вот кусты поредели, видно всё впереди, как сквозь сито. В каких-нибудь тридцати шагах чашеобразная котловина полным-полна калмыков; иные из них спешились, но большинство верхом. Они что-то лопотали, быстро-быстро, но тихо; морды у коней обмотаны тряпками и кожаными лоскутами, чтобы не фыркали. Все это буро-серое месиво бурлило и крутилось, и не сосчитать, сколько их, но полсотни верно. Все — спиной к ратникам, глядят на двоих, очевидно, только что прискакавших и что-то лопочущих, разводя руками и указывая на дорогу. Вожак шепнул Кришу справа и Марчу слева свой приказ, велев передать его остальным.

— Они ждут нас со стороны дороги. Подождем, пока Клав со своими подойдет с того края, а тогда и ударим. Целить только в косоглазых, кони нам ни к чему.

Но ждать не пришлось. Мегис все держал своего пса, даже морду ему зажал. Пес прильнул к земле и, дрожа, повизгивал, очевидно, что-то разглядев горящими глазами в этой буро-серой каше. И вдруг оттуда выскочили два огромных зверя с такими же черными космами, как волосы в калмыцких бороденках; разинув красные пасти, псы с ревом кинулись по краю котловины вверх к кустам. Медведь не выдержал, вырвался из рук ошеломленного хозяина и стрелой полетел по косогору навстречу им. Мгновенно сюда обратились косоглазые лица, даже кони круто повернулись. Ждать было нельзя, и мушкеты грохнули сами собой. На тихой опушке выстрелы прогремели ужасающе, всю котловину затянуло серым вонючим дымом. В еле просматриваемых клубах раздался одновременный леденящий душу вой множества глоток, от которого сжались сердца стрелявших. В безумной спешке они перезаряжали мушкеты, еле расслышав, как сквозь пелену что-то просвистело над ними, срезая верхушки кустов. Мгновение спустя пронеслась новая стая невидимых летящих птиц. Котловина бурлила, напоминая кипящий горшок, клокочущий и подпрыгивающий на сильном огне. Теперь уже там можно было кое-что различить. Черные лохматые шапки вынырнули из крутого водоворота, и лавина конников повалила вверх по откосу. Грохнул второй залп, опять все заволокло дымом, но перезаряжать мушкеты уже было поздно. У самых кустов над лежащими ратниками вынырнули страшные конские морды с ощеренными зубами и закатившимися глазами. Люди Мартыня схватили мечи и вскочили на ноги. Отточенные клинки вонзались в мягкие тела, конское ржание слилось с воплями всадников, кривые сабли скрестились с мечами, но прямые клинки латышских мужиков были длиннее, они с лязгом отбивали оружие противника, попадали в коней, задевали и всадников. Клубящаяся мешанина людей, дым и суматоха не давали возможности разглядеть что-нибудь. Топор Мегиса, лихо просвистев, угодил куда-то выше оскаленной морды; конь, застонав, вздыбился и тотчас же повалился, колотя передними ногами, как бельевыми вальками, и сбив шапку с головы эстонца. Тычком скатился с коня калмык и в следующее мгновение, точно кошка, уже был на ногах, но напрасно — тот же самый топор уложил его навсегда. Мартынь заметил чью-то руку с занесенным над ним кривым клинком; не оставалось времени ни подумать, ни выбрать — меч сам рванулся навстречу; рука с оружием исчезла; кто-то дико взвыл; конь, обогнув кусты, унесся через котловину на ту сторону взгорья: Сила этого нерассчитанного удара увлекла вожака, бросив его на колени, и тут он заметил второго недруга, несущегося прямо на него. Он откинулся в сторону; кривая сабля, как крыло хищной птицы, устремилась прямо к припавшему к земле Мартыню. С непостижимой быстротой что-то промелькнуло у него в сознании; рука сама собой выхватила пистолет Холодкевича; на минуту дым скрыл нападавшего. Но вожак был уже на ногах — конь калмыка бился на земле, а всадник убегал. Вот он на бегу, словно белка, прыгнул на скачущего мимо коня, обеими руками обхватил сзади всадника, нагнувшись, прижался к нему, и оба по дальнему косогору исчезли в кустах.

Но вот в стороне, где-то за кустами, снова загремели мушкеты. Не успели латышские ратники перевести дух, как дно котловины опустело. Вожак что-то кричал; хотя никто и не понимал его команды, но сознание необходимости заставило всех делать одно и то же. Все кинулись назад, схватили брошенные мушкеты и побежали через котловину в гору. Из укрытия вышла Инта с Пострелом. Бледная, сверкая глазами, она дышала так, будто находилась со своим маленьким воином в самой гуще свалки и сражалась вместе с остальными. Перескакивая через павших коней, скользя в лужах липкой крови, люди Мартыня увидели удивительное зрелище. Последний калмык скакал из котловины, волоча за собой Эку, которому он вцепился в волосы правой рукой. Бежавшие на миг остолбенели и застыли — чем же они могли помочь