приезжают», — наконец говорит мне Ричард под вечер, а наутро: «Они прибудут сегодня. Вы не забыли?»
Меня замучили ночные кошмары.
— Я не желаю с ними встречаться, — говорю. — Пусть едут обратно. Приедут в другой день...
— Не капризничайте, Мод.
Он встает, одевается, застегивает воротничок, повязывает галстук. Сюртук его расстелен на кровати.
— Я не хочу их видеть! — кричу я.
— А надо, — отвечает он. — Потому что это последний штрих. Вам ведь здесь надоело. Пора выбираться отсюда.
— Но я так волнуюсь.
Он не отвечает. Подносит к волосам щетку. Я наклоняюсь над кроватью и лезу в карман его сюртука — за спасительным пузырьком, но он вовремя перехватывает мою руку и забирает лекарство.
— Нет-нет, — качает головой. — Так вы, пожалуй, будете носом клевать — или вообще уснете и все дело испортите! Так не пойдет. Надо, чтобы вы были в ясном сознании.
И прячет пузырек в карман. Я тяну руку, он уворачивается.
— Ну хоть капельку, — молю я. — Ричард, сжальтесь. Одну каплю, не больше, я клянусь. — Губы у меня трясутся.
Он качает головой, платочком разглаживает ворс на сюртуке — стирает следы моих пальцев.
— Пока не дам, — говорит твердо. — Заработать надо.
— Я не могу! Без капель я не успокоюсь.
— Попытайтесь, ради меня. Ради себя, Мод.
— Идите к черту!
— Ладно-ладно, к черту нас всех... — Он вздыхает, потом продолжает причесываться.
Я откидываюсь на подушки, гляжу на него.
— Ну разве нельзя на минутку оставить свои капризы? — Он говорит почти ласково. — Ну что, успокоились? Вот и отлично. Когда они придут, вы знаете, что делать? Пусть Сью вас приберет, но только слегка. Будьте скромнее. Поплачьте, если надо, но только чуть-чуть. Вы знаете, что говорить?
Знаю, потому что мы заранее расписали роли, и я свою затвердила назубок. Я с неохотой киваю.
— Конечно, — радуется он. Похлопывает по карману, где спрятан вожделенный пузырек. — Думайте о Лондоне, — говорит он. — Там на каждом углу аптеки.
Рот мой кривится в усмешке.
— Считаете, в Лондоне мне понадобится лекарство?
Но слова звучат неубедительно. Он отворачивается, может быть, чтобы скрыть невольную улыбку. Потом берет перочинный нож, встает у камина и принимается чистить ногти — я вижу, как посверкивает лезвие в его руках.
Сначала он ведет их к Сью. Они, конечно же, уверены, что это его сумасшедшая женушка, которой кажется, будто она служанка: говорит как служанка, ютится в каморке. Мне из комнаты слышно, как скрипят половицы под тяжкими шагами. Слышно, как они переговариваются — тихо, монотонно, — только слов не разобрать. Что отвечает Сью, не слышно. Я сижу на кровати, наконец они входят, я поднимаюсь навстречу и делаю реверанс.
— Сьюзен, — говорит Ричард. — Служанка моей жены.
Они кивают. Я пока что помалкиваю. Но, наверное, взгляд мой их настораживает. Вижу, они ко мне приглядываются. Ричард тоже пристально на меня смотрит. Потом подходит ближе.
— Верная служанка, — говорит он врачам. — Чего только не пришлось ей вытерпеть за последние две недели!
Он подводит меня к креслу, поближе к свету.
— Сядьте здесь, — говорит он ласково, — в кресле госпожи. Не волнуйтесь. Эти джентльмены всего лишь хотят задать вам несколько пустячных вопросов. Вы должны отвечать на них честно.
И стискивает мою руку. Наверное, хочет ободрить или предупредить о чем-то, но пальцы его нащупывают кольцо — обручальное кольцо. Я забыла его снять. Он потихоньку снимает кольцо и прячет в горсти.
— Отлично, — говорит один из врачей. Он, похоже, доволен.
Другой делает пометки в книжечке. Я вижу, как он перелистывает страницу, и мне вдруг нестерпимо хочется сделать то же.
— Отлично. Мы уже виделись с вашей госпожой. Вы правильно делаете, что заботитесь о ее здоровье, потому что как ни прискорбно, но я вынужден вам это сообщить — сдается мне, она нездорова. Дело серьезное. Известно ли вам, что она называет себя вашим именем и выдает себя за вас? Вы об этом знаете?
Ричард не сводит с меня глаз.
— Да, сэр, — шепчу я.
— А вас зовут Сьюзен Смит?
— Да, сэр.
— И вы были служанкой у миссис Риверс — в девичестве мисс Лилли — в доме ее дяди, в «Терновнике»?
Я киваю.
— А до того — где вы служили? Не у господ Данрейвен, по адресу: Бамс-стрит, Мейфэр?
— Нет, сэр. Никогда о таких не слыхивала. Это все фантазии миссис Риверс.
Я говорю так, как должна, мне кажется, говорить служанка. И называю фамилию и адрес других господ — каких-то дальних знакомых Ричарда, которые могут при случае подтвердить нашу сказку, если врачи начнут докапываться. Только вряд ли это понадобится.
Врач снова кивает.
— Насчет миссис Риверс, — продолжает он расспросы, — и ее, как вы выразились, «фантазий». Когда они начались?
У меня перехватывает дыхание. Но я говорю очень тихо:
— Миссис Риверс часто бывала странной. Слуги в «Терновнике» поговаривали, будто она малость не в себе. Кажется, у нее мать была сумасшедшая, сэр.
— Ну-ну, — произносит Ричард миролюбиво. — Не стоит пересказывать врачам дворовые сплетни. Говорите лучше, что сами знаете, остальное ни к чему.
— Хорошо, сэр, — отвечаю. Сижу, уставясь в пол. Половицы обшарпанные, в трещинах, словно в заусенцах.
— А как насчет брака миссис Риверс? — говорит врач. — Как сказалось на ней замужество?
— Да уж сказалось, говорю я, — совсем как подменили. Раньше-то она вроде любила мистера Риверса, и нам в «Терновнике» казалось, что уж так он за ней ухаживает! Думали, она счастлива будет как не знаю кто. Да только после свадьбы она какая-то чудная стала...
Врач смотрит на своего компаньона.
— Заметили, — спрашивает, — как все это напоминает собственные слова миссис Риверс? Очень интересно! Как будто, не в силах вынести бремя своей жизни, она переложила его на другие плечи, более выносливые. А сама ушла в фантазии!
И снова обращается ко мне.
— Фантазии, — повторяет задумчиво. — А скажите-ка мне, мисс Смит: любит ваша хозяйка читать? Книжки любит?
Я смотрю ему в глаза, но не могу ответить: в горле сухой ком.
Ричард приходит мне на выручку.
— Жена моя, — говорит он, — прирожденная книжница. Ее дядя, взявший на себя труд по ее воспитанию, известен как ученый человек, он наставлял ее на этом пути все равно что собственного сына. Миссис Риверс с детства любит книги.
— Так вот в чем дело! — говорит врач. — Не сомневаюсь, что ее дядя — замечательный человек. Но
