– Пожалуйста, Морис. Это срочно.

Он окинул ее быстрым, внимательным взглядом. Брик была права: безмозглая дочка нефтяного магната повзрослела за одну ночь. Как разведчик с опытом, Морис не слишком доверял таким переменам. Позиция же Брик была такова: неважно, глубоки ли эти перемены и надолго ли они, надо их использовать. Она, возможно, и о нем так думала.

– Я не могу обещать.

– Возникла какая-то паника. Три самых ценных человека исчезли перед какой-то крупной операцией. Это все, что я знаю. – Она робко улыбнулась ему и ушла, не забыв одарить улыбками и тех двух парней, что поедали ее глазами.

Шамун сделал вид, что читает что-то на чистом листе бумаги. Потом он закрыл и запер на замок дверь и снова уселся за стол. Он не мог поговорить с Брик по телефону, а для встречи с ней сегодня у него не было времени. Но то, что сказала ему Нэнси, казалось важным, особенно потому, что он уже знал о связи ее любовника-араба с Бертом Хайнеманом. Это выделяло его из категории рядовых членов арабских экстремистских организаций и делало одним из основных подозреваемых.

Перед какой-то крупной операцией?

Шамун откинулся в кресле и уставился в окно на площадь внизу, думая: «Стану ли я тройным агентом, передав Неду фамилии и явки организаторов попытки нападения на Уинфилд-Хауз в это воскресенье?»

Он слышал о таком раньше. Во время Второй мировой войны многие шпионы трижды меняли хозяев на пути к славе или смерти. Это, наверное, не сладкий опыт, с ним трудно жить. Шамун слегка улыбнулся. Времена изменились, что ли? Теперь это было самым простым делом на свете.

Лейла Хаккад в свои тридцать с небольшим начала ощущать нарушения в обмене веществ: они предвещали тучность. Ее организм стал иначе воспринимать пищу, и у нее появились складки жира в самых неожиданных местах: фигура стала оплывать, пополнели шея, запястья, колени и…

Аллах не так уж и хорош, думала Лейла. Он дал жизнь, но забрал молодость. Лучше всего уйти из жизни рано. Что говорили древние греки? «Те, кого любят боги, умирают молодыми».

Она накормила завтраком брата, подготовила его к очередному рандеву, сулящему деньги, а сейчас, в девять утра, начала есть. Правда, теперь это уже не было радостью: каждый слоеный круассан или пирожное, каждая порция масла или варенья, двойные сливки в кофе и, уж конечно, желтоватые кристаллы сахара стали ее врагами.

Покончив с утренними газетами, она обратилась к своей подлинной страсти – европейским журналам скандальной хроники. Читая по-французски, по-итальянски и по-немецки, Лейла могла извлекать удовольствие из разнообразных версий всевозможной чепухи с цветными фотографиями, из бесконечных адюльтеров, незаконных детей, слухов о гомосексуалистах и других светских сплетен.

Умная, как и ее брат, Лейла прекрасно знала, что в большей части этих журналов печаталась полуправда, а то и откровенная ложь о людях, не смущавшихся этой болтовней, если только не были перевраны их фамилии. Поглощать эти сплетни заставляла ее замкнутая жизнь арабской женщины из обеспеченной семьи.

Покончив со «Штерном» и «Пари-матч», она погрузилась в длинную историю в «Огги» – об итальянском поп-певце, чья третья жена подала на развод из-за его связи с умственно отсталой четырнадцатилетней дочерью от первого брака. Дочь и отца сфотографировали в римском ночном клубе. За столом с ними сидели, как гласила подпись к фотографии, известный кинопродюсер Альдо Сгрои и его постоянная спутница Аида Баттипалья.

Лейла слегка торжествующе улыбнулась. Она не стремилась к высшему свету, но получала удовольствие, общаясь с настоящими знаменитостями, а эти двое были во вторник вечером на приеме у ее брата прямо здесь, в доме номер 12. И разве не Лейла развозила гостей по домам, и мисс Баттипалью в том числе? Она высадила дам, одну за другой, в Вест-Энде.

Прекрасные большие глаза Лейлы, темные от теней и грима, редко моргали из-за обилия краски. Но сейчас она растерянно заморгала, и глаза ее сузились от попыток убедиться в том, что она видит именно то, что есть.

Альдо Сгрои, толстый молодой человек с жесткими волосами и выпученными глазами, был здесь в прошлый вторник, как и Аида Баттипалья, маленькая брюнетка с бесчисленными каскадами завитков. Но в «Огги» Альдо был худым и лысым, а Аида – крупной блондинкой.

Она набрала номер телефона брата в «роллс-ройсе». Ему, такому эмоциональному, придется объяснить все осторожно, чтобы он не начал вопить.

Около девяти тридцати зазвонил телефон на столе Неда Френча. Он не брал трубку до тех пор, пока они с Шамуном не просмотрели набор изображений Уинфилд-Хауза. Большая часть звонков Неду, строго говоря, не была связана с официальными обязанностями военной секции. Как было им заведено, ни гражданская секретарша, ни сотрудники-военнослужащие – никто, кроме Шамуна, не мог отвечать на звонки. На одиннадцатом звонке Нед поднял трубку.

– Полковник Френч.

– Извините, что приходится беспокоить, полковник. – По голосу было ясно, что П. Дж. Р. Паркинс нервничает. После бессонной ночи его деревянная вежливость исчезла, сейчас ее заменил наигранно- иронический тон. – Вы хорошо спали?

– Совсем не спал. Пришел отчет о вскрытии?

– Потому я и звоню. – Голос звучал устало.

Френч почувствовал раздражительное упрямство, может, это была реакция на бессонную ночь.

– Надеюсь, это не секретная информация, – спросил он шпика из Спецотдела. – Конечно, по телефонам канцелярии говорить небезопасно.

– Вы в этом уверены, полковник? – Последовала долгая пауза, и Нед понял, что Паркинс пытается собраться с духом. – Суть в том, что эта чертова экспертиза только предполагает, а не утверждает. Трудно разобраться, воздействовали на уже имевшиеся повреждения, чтобы убить, или нет. Сейчас у нас восемьдесят процентов за то, что это было убийство, а двадцать – что нет. В этом что-то есть, а? – спросил он кисло.

– Но вы же не можете оперировать процентами?

– Это так. Поэтому мы считаем это убийством, полковник. У нас есть ваши показания, поэтому другие пока нам не нужны.

– Нам? – спросил Нед. Короткое местоимение эхом отдалось в трубке. – Почему эту линию не прослушивали?

– Я имею в виду Билла.[52] Теперь это работа Ярда.[53] Они это дело забрали себе, и Джемпоту, то есть инспектору Малвею, придется поиграть в игры с серьезными ребятами.

– Счастливчик Джемпот.

– Да уж, и впрямь, – сказал Паркинс, прибегая к привычному для англичан языку пауз и недомолвок. – Такие вот дела, а?

– А есть надежда, что я вам не буду нужен до исхода воскресенья?

– Воскресенья? А, ну да, воскресенье. – Паркинс издал какие-то звуки, прочищая горло. – Мне сказали, что вы обращались в департамент регулирования движения и просили установить посты проверки на Ганновер-Гейт и у Макклфорд-Бридж?

– Я попросил об этом в понедельник, когда мы поняли, что должны будем контролировать въезжающий транспорт.

– А наши люди вам потребуются?

Нед немного подумал.