– Нет, я это сделаю сам.

– Мне нетрудно.

– Я сам это сделаю, – настаивал его голос. – Я гораздо лучше знаю, как это делать.

– Я знаю это настолько хорошо, – прервал Палмер свой голос на ленте, – что я не смог даже представить себе наличие такой маленькой симпатичной штучки.

– Один поцелуй вот в таком виде, – попросил голос Вирджинии с ленты. – Когда я оденусь, будет не то.

На секунду лента умолкла. Ее шелест внезапно стал резче: непрофессионально выполненное соединение стерло начало другого куска записи. Палмер снова взглянул на Вирджинию, и на этот раз они долго, выжидательно наблюдали друг друга.

– Вот тут есть прелестная вещица.

– Да.

– Как она себя чувствовала все эти дни?

– Так же, как в прошлый раз.

– Ты довольно-таки волосатый для блондина.

Сейчас, услышав это ее замечание, Палмер скривился. Запись продолжала дребезжать. Вирджиния смотрела в сторону.

– Подложи себе под голову, – предложил ее голос с ленты. – Ковер не такой уж мягкий.

Палмер поднялся и медленно подошел к магнитофону, на некоторое время перестав прислушиваться к записи и вместо этого пытаясь определить ее важность. Голоса можно было узнать. Его имя точно устанавливалось из диалога. Обстоятельства – то, что оба они были голые, – также подтверждались. И…

– Мне до смерти хочется, – пожаловался голос Вирджинии из кудахтающего магнитофона, – чтобы мы могли быть обыкновенными тайными любовниками. Женщина засыпает. Мужчина, одеваясь, ходит по спальне на цыпочках. Утром она просыпается, чтобы обнаружить его уход и деньги на туалетном столике. Вместо этого ты спишь, а мне остается изучать свои собственные внутренности.

Палмер нажал кнопку, выключая магнитофон, и секунду-две взирал на неподвижные катушки. Потом нажал кнопку сматывания ленты и послушал, как два их голоса, быстро прокручиваемые в обратном направлении, превращали их любовь в бессмысленную визгливую мешанину – две карликовые мартышки в период течки.

– Хочешь взять этот дубликат? – спросил Бернс, входя в комнату. Он остановился, застегивая запонки, резко сверкавшие в ярком солнечном свете. – Тут есть избранные места, которые ты, может быть, захочешь восстановить в памяти потом, на досуге.

– Я чувствую, – мрачно сказала Вирджиния, – что в течение по крайней мере месяца или двух ни у кого из нас не будет большого досуга.

– Тогда, стало быть, все согласовано, – сказал Бернс. Он раздернул молнию на брюках, заправил рубашку, снова затянул молнию и пояс.

Палмер следил, как сматывается последняя лента. Услышал, как тихо щелкнул ее свободный конец. Выключил магнитофон. Хотел было взять катушку. Не взял.

– Кто помог тебе с этой штукой, Мак?

– Никто.

– Я имею в виду переключатель на телефоне.

Дополнительная проводка, все такое.

– Но правда же, никто, дорогуша, – заверил Бернс. – Эта штука здесь не первый год. Под рукой, на всякий пожарный случай.

Палмер помолчал, собираясь с мыслями. Без особенных затруднений он мог положить в карман эту катушку. Но мог ли он, например, принудить Бернса позвонить в его контору, чтобы подлинник был доставлен сюда?

– Бери эту катушку, старик, – сказал Бернс. – Подлинник заперт в стенном сейфе у меня в конторе. – И, проявляя свою поразительную способность предугадывать ходы противника, добавил: – Никто, кроме меня, не знает комбинации сейфа.

Палмер подошел к застекленной стене. Послеполуденная автострада не отличалась густым движением. Косые лучи солнца сверкали на кузовах проходящих машин и отражались в ветровых стеклах других автомобилей, пересекающих мост Куинсборо. Полицейский вертолет взбалтывал небо над крышами домов. Альтернатива ясна, сказал себе Палмер: подчиниться Бернсу или быть опозоренным перед лицом общественности. Но вот куда было не легко проникнуть интеллекту Бернса, – это в спутанную поросль чувств Палмера по отношению к возможности общественного скандала. Действительно, теперь, рассуждал Палмер, Эдис по закону штата Нью-Йорк получила бы основания для развода, что означало бы выплату им, Палмером, в качестве виновной стороны фантастически высоких алиментов на содержание семьи. У него осталось бы меньше половины всего его денежного имущества, возможно одна треть. Его служба в ЮБТК, конечно, немедленно прекратилась бы, точно так же, как и служба Вирджинии. Развод был бы сенсационный, с магнитофонной записью, проигрываемой в зале суда, с газетными «шапками» в течение нескольких недель; фигурировали бы сальные намеки на политический скандал, тайное любовное гнездышко, словом, газеты выжали бы из этого дела все, что возможно для максимального эффекта.

И это было бы нелегко выдержать, сказал себе Палмер, но, как все на свете, это в конце концов прекратилось бы. И после этого он все равно сохранил бы положение, которое большинство людей назвали бы приличным. Остались бы деньги, которых могло хватить надолго, если их правильно распределить. Возможно, ему пришлось бы переехать в другую страну, но это лишь способствовало бы ограничению его расходов рамками скромного образа жизни. Ему было бы отказано в праве свободно видеться с его детьми, но они скоро станут достаточно взрослыми и самостоятельными. И они смогут восстановить нити