– Не так уж трудно, – парировал Палмер, – поскольку мне надо лишь опровергнуть голословное утверждение.
Бернс щелкнул пальцами.
– Ребятки, я так взволнован и расстроен и все такое, что забыл самое главное. – Он подошел к радиоле и, наклонившись, стал доставать что-то из ее глубины. И внезапно Палмер догадался, что это. Инстинктивно, подсознательно следуя направлению мысли Бернса, а может быть, помог опыт бывшего разведчика, только Палмер со свинцовой убежденностью человека, оказавшегося на пути снежного обвала, твердо знал, что достает Бернс из своего тайника.
Бернс осторожно поставил на крышку радиолы черный ящичек – меньше коробки для обуви, – за которым тянулась тонкая проволока, и легким щелчком откинул крышку маленького магнитофона.
– Двадцать два с половиной? – услышал Палмер свой вопрос.
Желтые брови Бернса вопросительно поднялись. Он медленно повернулся, чтобы взглянуть в лицо Палмеру:
– Ты догадываешься, да?
– Просто вычисляю кое-что, – объяснил Палмер. Секунду он помолчал. – У тебя запас ленты примерно на пять часов. Как же ты его включал…– Палмер запнулся. – Телефон! – Он повернулся к Вирджинии: – Помнишь телефонные звонки, на которые мы не отвечали?
Она кивнула.
– Но как?..
– Другой телефонный звонок выключал его после нашего ухода. Мы не слышали, поскольку нас уже не было здесь. – Палмер заметил, что он съехал на край софы и снова уселся глубже. – Остроумно. Но случайный звонок сюда нарушил бы всю комбинацию.
– Случалось пару раз, – подтвердил Бернс. – Я прослушал запись два дня назад. Некоторые сеансы пропали из-за случайных телефонных звонков. Но не все пропало, – добавил он с тонкой усмешкой.
Он нажал кнопку, и катушки магнитофона начали медленно вращаться. Бернс, расстегивая воротник рубашки, отошел от магнитофона. – Переменю-ка я рубашку, – пробормотал он. – Это дубликат, ребятки, с полным отредактированным текстом. Оригинал у меня в конторе. Счастливо слушать!
Он ушел к себе в спальню, оставив магнитофон включенным. Секунду спустя лента воспроизвела негромкий шелест. Палмер смог услышать звуки шагов, потом стук в дверь.
– Ты в приличном виде? – услышал Палмер свой голос. Он звучал безжизненно. Но невозможно было не узнать глуховатый тембр его среднезападного говора.
– Всегда, – воспроизвел маленький микрофон голос Вирджинии. Точнее, оловянную копию ее голоса. – Я бы хотела запрятать твой взгляд в бутылку. Мне хотелось бы закупорить эту бутылку и открывать ее только в тех случаях, когда мне будет нужна моральная поддержка.
– В моей поддержке нет ничего морального.
– Вот именно. Немного поздно спрашивать, но, кажется, я тебе нравлюсь?
– Да.
– Ты сказал это без запинки.
– Не надо язвить. Сегодня ты сделала для меня достаточно много без этого.
– А я все время думала, что ты делаешь это для меня.
– Ну, видишь ли, в твоей жизни, вероятно, есть целая дюжина мужчин, готовых наброситься на тебя при первом же удобном случае.
– Откуда ты знаешь столько обо мне и о дюжине мужчин в моей жизни?
– Я не знаю. Но ты очень привлекательна.
– Спасибо. Я собираюсь удивить тебя.
– Опять?
– Видишь ли, я… Как мне тебя называть? На работе я знаю. А здесь как?
– Очень долго меня называли Младшим. Никогда не пытайся делать этого.
– Видишь ли… Вудс… Вуди?
– Давай, давай. Мучайся.
– Вудс, я хочу сделать удивительное признание. По крайней мере для меня оно удивительно. Я подсчитала, пока принимала душ. Уже почти два года, как со мной не случалось ничего подобного.
– Ты права. Это удивительно.
– Не правда ли? И это не потому, что я сама не хотела – несколько раз.
Слушая запись, Палмер беспокойно поерзал на софе и мельком взглянул на Вирджинию. Она наблюдала за ним, но быстро отвела взгляд.
– Мне жаль нью-йоркских мужчин, – задребезжал голос Палмера из крошечного магнитофона.
– Я расскажу тебе о нью-йоркских мужчинах, с которыми встречалась. Но не сейчас. Я чувствую, что нам пора освобождать помещение.
– По очереди.
– Строго по очереди. Я выйду первая. Но прежде чем уйти, я немного приберу здесь.