Мягкая пижама из эластика свисала с ее плеч, как блуза у беременной женщины. В падающем сверху мягком бело-розовом свете люминесцентных ламп ее зелено-голубой цвет казался темнее, чем на самом деле. Эдис подняла по возможности выше брючины пижамы. Ее узкие босые ноги и тонкие лодыжки выглядели жалкими и озябшими, несмотря на раскаленные нагревательные панели в стене. Наблюдая, как она, кончив чистить зубы, стала умывать лицо какой-то молочного цвета жидкостью из высокой синей бутылки, Палмер увидел, что от движений ее торса штаны начали медленно соскальзывать с бедер. Брючины складками ложились вокруг ног, пока не остались видны только пальцы.

– Ты худеешь? – спросил он. Она ничего не ответила, и он молча продолжал бриться.

Наконец:

– Я не заметила. – Она вытерла лицо и встала на весы. Рывком подтянув брюки пижамы, она долго смотрела на шкалу. – Нет, – объявила она. – А что?

– Наверное, это впечатление создает эластик.

– Это 12-й размер, – сказала она, возвращаясь к зеркалу.

– И что же?

– Ради длины, – объяснила она. – Талия всегда бывает слишком широка.

– А-а.

– Неполадки с пижамой происходят у меня вот уже двадцать лет или что-то в этом роде, – добавила она. – Очень интересно, что ты вдруг заметил.

– Не тявкай.

– Разве это тявканье? Мне кажется, это прозвучало ровно и разумно.

Еще какое-то время он брился молча, напрягая челюсть, так как заканчивал подбородок. Затем:

– Это прозвучало как тявканье.

– Почему?

Он сделал неопределенный жест бритвой:

– Просто прозвучало.

– Встал с левой ноги?

– Да нет.

– Плохой вечер?

– Не хуже любого другого, проведенного в обществе Бернса.

– Твой билль об отделениях? – спросила она.

– Не мой. Сберегательных банков. На периферии складывается не очень приятная обстановка.

– Это еще ничего, – сказала она, – по сравнению с тем, что происходит в центре.

– Что?

– В комнате такой величины трудно поверить, что ты не слышал.

– Я слышал. Просто не понял.

– Это означает, что положение вещей еще хуже в городе Нью-Йорке.

Он повернулся и посмотрел на нее:

– Каких вещей?

– Всех. – Она кончила красить лицо.

– Всех?

– Вудс, в этой комнате ужасно надоедливое эхо. – Она выглянула из ванной.

– Гав.

– Я могу обойтись и без намеков.

– Каких намеков?

– Животное женского пола, которое лает, – ответила она, – есть сука. – Она вышла из ванной. Он слышал, как она швыряет в комнате какие-то вещи. Что-то с ужасным грохотом упало на пол в стенном шкафу. Затем дверца его сильно хлопнула.

– Поосторожней с мебелью,-крикнул он, вытирая с лица мыльную пену.

К тому времени, когда он собрался одеваться, она уже вышла из спальни. Прежде чем снять халат, он натянул трусы, чтобы спрятать укус. Когда он несколько минут спустя вышел в столовую, она была пуста, стол не накрыт. Он пошел на кухню. Миссис Кейдж в своем стеганом халате с пестрыми розами наполняла чайник холодной водой.

– Доброе утро. Где миссис Палмер?

Некоторое время экономка смотрела на него, не отвечая.

– Наверху. Что, мои часы отстают? На моих семь тридцать.

Он проверил свои: