день было очень неудобно. Особенно если учесть, что в десять надо уходить. Хозяйки теперь у нее не имелось, но оставались соседи. Она не могла себе позволить прослыть нереспектабельной дамой.

Ну, брат Джека Смита, само собой, согласился. А что ему оставалось? Он ведь теперь жить без нее не мог. Берил стала для него всем. Она была единственным человеком, которому он нравился. Она никогда его не обижала, никогда не шла наперекор. Все, что он ни делал, она одобряла. И улыбалась, когда видела его. Даже если он уставал и ворчал, она не брала в голову. Просто улыбалась… и кожа у нее блестела, чистая такая, и блестящие волосы вокруг головы кудрявились. От одежды пахло так, как будто ее только что постирали и погладили.

Он никогда не ворчал на нее, иногда, правда, жаловался на свою работу и на товарищей тоже. Они, как раньше, отворачивались от него и издевались над ним. Но он не увольнялся. Из-за Берил. Он встречался с ней через день. И все чаще подумывал жениться на ней, чтобы не расставаться никогда. Он с ума сходил, когда не видел ее и когда надо было в десять уходить — тоже.

А в прошлую пятницу все полетело к чертям собачьим.

Джек Смит замолчал. Денни видела, как у него на шее кадык перекатывается.

— Послушай, Джек… не надо рассказывать, если это так больно.

Денни с самого начала поняла, какая она, эта Берил, на самом деле. И ей все время хотелось остановить его, предостеречь, как будто ничего еще не случилось, как будто он ничего еще не знает. Ее так и подмывало крикнуть: «Не будь дураком, Джек! Тебя ждет ужасный удар». Она не верила в существование близнеца. Джек Смит придумал его как выход из положения, как отдушину. Может, просто для компании, как Берил, которая держала белокурую куклу в кружевах и бантиках. А Денни — ферму.

— Я расскажу тебе. — Джек Смит сглотнул. — Ты просила, и я расскажу. Это не со мной, это все с моим братом случилось. Но мы с ним как одно целое. Чувствуем одинаково. Уловила? У близнецов всегда так. Ты чувствуешь то же, что и он. — Глаза его снова потемнели, а тонкие длинные пальцы, казалось, готовы были переломать друг друга, потому что больше ломать нечего. — Мой брат получил на фабрике деньги, и был у него там один приятель. Черные волосы, голубые глаза, которые постоянно следят за тобой… Он и говорит: «Зачем тебе бабки, браток? Разве эта шлюшка с побережья тебя не содержит?» У брата в голове помутилось, потому что он понятия не имел, что кому-то известно про него с Берил… И ему не понравилось, что парень назвал ее шлюхой. Глаза его кровью налились. «Что ты имеешь в виду?» — спросил он. А тот парень загоготал, мерзко так: «Эта девчонка, она, как я слышал, любительница поразвлечься с уродцами. Только психи к ней ходят…»

По мере приближения к концу рассказа голос его все больше садился, будто его душил кто. В каждом звуке, в каждом жесте, в выражении лица — агония.

— Я не ударил его. Не смог. Он был намного крупнее меня… — Наконец-то Джек Смит забыл про своего брата-близнеца и стал говорить от первого лица. — Всегда так. Я не могу никого ударить. И меня втаптывают в грязь. Они всегда крупнее меня. Если я стукну, меня насмерть забьют. Я пошел к ней домой. Пешком пошел. Всю дорогу пешком шел. Иногда бежал. Не мог автобуса ждать. А потом уже ни о каких автобусах думать не мог. Я весь вспотел и вымазался. А горло от жажды чуть не лопнуло. Но я не мог думать ни о чем, как только добраться до нее, такой чистенькой, с сияющей кожей и блестящими чистыми волосами. Белокурые такие волосы, как у младенца…

Джек Смит заплакал. Всхлипывал и всхлипывал, но продолжал свой рассказ. Навалился грудью на стол; глаза — на уровне глаз Денни, во взгляде — отчаянное желание открыться ей полностью. Пусть жалкий, но зато честный. Уголок рта начал подрагивать.

— И я пришел туда. Она сказала, что от меня воняет. Сказала, что я грязный и от меня пахнет потом. Я спросил, о чем это тот парень толковал, и она сказала… она сказала… «Да. Ты все равно когда-нибудь узнал бы. А за что, по-твоему, ты мне нравился? За то, что ты большой, красивый и сильный?» И она захохотала. Захохотала, говорю тебе, прямо мне в лицо. И красота ее куда-то подевалась. И она уже больше не была милой чистенькой девочкой. Она оказалась самой грязной…

— Знаю, — поспешно выпалила Денни. — Не говори больше ничего, Джек. Я понимаю.

Она понимала Джека Смита даже лучше, чем он сам себя понимал. В этом жестоком мире, где его обижали и унижали, нашелся всего один человек, который полюбил его. И у этой женщины, которая любила его, был пунктик. Извращенка, одним словом. Она любила его потому, что презирала. Она призналась ему в этом, и он убил ее.

Денни уперлась невидящим взглядом в свою пустую чашку.

В бытность репортером она считала, что слышала все грустные истории мира, что знает все о зле, грехах, жестокосердии, жадности и подлости людской, о том, с каким грузом на сердце старики сходят в могилу. История Джека Смита оказалась самой жалостливой. Что он сказал, когда пришел к ней в первый раз? «Я три дня ни с кем не разговаривал. Чуть с ума не сошел в этом буше наедине с собой. Я уже и с коровой был рад поболтать, так приперло».

В Берил он нашел спасение от одиночества, а она в нем — грязного, неотесанного бандита, достаточно странного с виду, чтобы удовлетворить ее извращенные потребности. И она призналась ему в этом. Глаза его налились кровью, а стальные пальцы, которые могли бутылочную крышку без труда согнуть, вонзили нож в ее грудь, такую белую, гладкую, чистую и душистую…

Джек Смит больше не сказал ни слова. Он лежал грудью на столе, дыхание его стало прерывистым. Денни ушла в себя и сидела, уставившись на кончик сигареты. В этот момент она была на волосок от гибели, но не знала этого и никогда не узнает. Джек Смит чуть не пристрелил ее, желая в ее лице отомстить всем женщинам, которые обижали и унижали его. Налитые кровью глаза Джека Смита видели перед собой Берил с маленькими, ровными, как у куклы, зубками. Или как у ребенка. Он начал задыхаться, в голове стоял туман, глаза закатились, на губах выступила пена.

Денни ничего не замечала. Она думала о том, что Джек Смит рассказал ей чистую правду. Она видела однажды в суде подобную Берил Ситон, такую же белокурую невинную девочку, чья история порока потрясла воображение даже видавших виды судей.

В реальность Денни вернул странный звук: Джек Смит отбивал чечетку под столом.

Забытая сигарета обожгла ей палец, и она бросила окурок в блюдце.

— Господи! — воскликнула девушка. — Ты что?

От падения Джека Смита спасло только то, что он навалился грудью на стол. В глазах — пустота. Рука, в которой он держал сигарету, била по столу. Ноги долбили по полу. С нижней губы стекала пена.

— Господи! — прошептала Денни.

Стоило ей подняться, как в его глазах появились проблески мысли, рука на столе и ботинки — ботинки Макмулленза — почти прекратили безумную пляску. Он глубоко вздохнул, медленно поднял руку, будто она весила не меньше тонны, и вытер рукавом губы.

— В чем дело? — резко бросила Денни.

— Ни в чем, — измученно проговорил он. — Ни в чем. Я спать хочу. Господи, как же я спать хочу. Я хочу лечь поспать. — Он внимательно поглядел на пол, будто искал что-то. С огромным трудом поднялся со стула, стул со стуком упал на пол. Правая рука потянулась к ружью и неуклюже вцепилась в него. — Надо взять это… — прохрипел он, сделал несколько шагов и повалился на колени.

Денни следила за ним как завороженная. Медленно, словно в кино, Джек Смит завершил падение. Ружье легло рядом, правая ладонь — на ствол.

— Просто поспать, — пробормотал он. — Просто поспать.

Денни пришло в голову, что эти слова он произнес уже во сне. И еще — это у него болезнь какая-то. Она не видела, как все началось. Но случилось что-то такое, над чем он был не властен.

Казалось, худшее осталось позади. Ей надо только открыть дверь и убежать. Через минуту, когда он совсем заснет, ей надо просто наклониться и взять у него ружье. Он станет беспомощным раз и навсегда. И надо прихватить ружье с собой, когда она побежит. Иначе, когда она вернется с помощью, он забаррикадируется в доме с оружием, если, конечно, выйдет из этой странной спячки. «Хотя с одной пушкой против полиции делать нет чего», — подумала Денни.

А вдруг он выйдет из дому и заляжет в саду? Она не имеет права подвергать опасности жизни других людей. Конечно, помощь может подождать до утра, но как она тогда польет растения и накормит своих питомцев, если Джек Смит выберется из дома и его не смогут сразу найти? Он подстрелит ее, словно бутылку на заборе, как бы выразился Бен.