— Ради бога, не включай ты его! — взмолилась Денни. — Я этого не вынесу! Давай лучше чаю выпьем.

— Не любишь радио?

— Нет. Никогда не любила. Когда что-то случается, мне хочется встать и броситься на помощь. У меня такое впечатление, что я раздваиваюсь, живу сразу в двух измерениях. Возьми еще пачку. Я завтра на рынке еще куплю. — Денни поднялась и пошла к буфету. Она не стала смотреть на Джека Смита, но знала: его правая рука легла на ружье.

— Какой еще рынок? — процедил он сквозь зубы.

Денни послала пачку сигарет вдоль стола и пошла к плите. Взяла с полки коробку с чаем и открыла крышку заварочного чайничка.

— Понедельник, среда, пятница. В эти дни я вожу товары на рынок. А на что, ты думаешь, я живу?

Она редко ездила на рынок по средам. Цены по средам — слишком низкие. Но знать ему об этом не за чем.

— Завтра ты никуда не поедешь, — припечатал он. Денни принесла чайничек на стол. Джек Смит оставил ружье в покое, но дуло развернул в ее сторону.

— Ладно, — спокойно согласилась девушка и начала разливать чай. — Нет так нет, как скажешь. — Она поставила чашку с блюдцем на центр стола, куда он вполне мог дотянуться, и поглядела на него в упор своими иссиня-фиалковыми глазами. — А как нам быть с сигаретами?

— Я вполне могу обойтись.

— А я не могу. Надо бы поаккуратнее с теми, что остались. — Она села, придвинула к себе свою чашку с блюдечком, прикурила и водрузила локти на стол. — Расскажи про своего брата.

— Что ты хочешь знать про моего близнеца? — подозрительно прищурился Джек Смит.

— Он и по характеру на тебя похож? Его тоже выкидывали из школ?

Он прислонил ружье к столу и придвинул к себе чашку с чаем.

— В точку. С ним так же, как со мной, обращались. Только он еще хуже меня был. Ужасные вещи делал. А я всегда прикрывал его. Вонючий ублюдок, вот кем был мой брат.

— Был? Он что, умер?

— Нет, не умер. Еще как жив. — Джек Смит внезапно поднял глаза, словно хотел бросить ей взглядом вызов. — Я и сейчас его прикрываю, — заявил он, уставившись на Денни, будто хотел понять, верит она ему или нет.

Денни сама не знала, верить или не верить. Кстати, что там с этим шрамом на подбородке? Она никак не могла его разглядеть. Джек Смит ни разу не поднял подбородка так, чтобы свет упал на него. Может, его подбородок казался таким безвольным именно по этой причине — потому что он постоянно прятал его в ворот рубашки? Может, у Джека Смита и нет никакого шрама? Да все, что угодно, может быть. Денни хотелось дожить до того момента, когда она узнает всю правду про Джека Смита и его брата-близнеца.

— Продолжай. — Она сделала глоток и затянулась сигаретой.

— Он почти всю свою жизнь провел в колонии. И в камере. То на воле, то в камере, и так постоянно. Такой уж он, этот парень.

— А за что его все время сажали? Он действительно такой испорченный? Или на него просто вешали чужие дела? Как, например, этот взлом в Мундиджонге. И угон машины в Читтеринге…

— Нет, он и вправду много чего натворил. Много чего. Он плохой малый. Но я все равно прикрывал его. Он ведь мой брат, правда?

Денни кивнула. Джек Смит снова вошел в образ гангстера.

— А какое из его преступлений самое тяжкое? — спросила Денни. Как только до нее дошел смысл собственного вопроса, сердце чуть не вырвалось из груди. И зачем она только задала его! Он приведет их к запретной теме, той, которой надо всеми возможными способами избежать, — к убийству, настоящему убийству, а не газетному варианту о насильственной смерти в спальне маленького домика на побережье.

Но Джек Смит и бровью не повел. Он выпустил клуб сигаретного дыма в сторону лампочки на потолке и спокойно сказал:

— Убийство, которое произошло на днях. То самое, на Западном побережье. Это его рук дело.

— Господи боже ты мой! — воскликнула Денни. — Как он дошел до этого?

— Это она его довела. Она сама. Сама напросилась. Она унизила его. Она была грязной, лживой, подлой…

Денни еще ни разу не приходилось слышать из чьих-либо уст такой поток ругательств, который выдал Джек Смит, описывая Берил Ситон. С каждым словом тон его повышался. Одной рукой он раздавил сигарету, а другой ритмично и яростно долбил по столу. Пальцы побелели, глаза поменяли цвет — потемнели, стали почти черными, а взгляд — холодным, тяжелым.

Чувство фатальной неизбежности снова пришло на выручку Денни. Ей хотелось взять свой вопрос обратно, но сердце ее билось ровно, и ноги под столом не выплясывали чечетку.

Внезапно Джек Смит расслабился и откинулся на спинку стула. Руки разжались, раздавленный окурок полетел на блюдечко. Он взял другую сигарету из пачки, снова прикурил и начал рассказ, выписывая правой рукой уже знакомые балетные жесты. Сигарету он держал в левой. Даже пребывая в таком состоянии, старался не занимать правую руку — вдруг придется схватиться за ружье.

Берил Ситон, говорил он, была очень милой девчонкой. Да просто красавицей. Лакомый кусочек. Вся такая кругленькая, мягенькая, голубые глазки. И волосы кудрявые. Ей даже не надо было ходить к парикмахеру. Такие у нее были волосы. Сами кудрявились. И она всегда принимала ванну, эта Берил. Утром и вечером. И каждый раз, как в ванну лезла, мыла голову. Волосы высыхали и снова кудрявились. Правда, черт бы ее побрал, чистая правда! И постоянно белье стирала. Вся такая чистенькая, глаз не оторвать. Улыбалась все время, и в глазах — тоже улыбка. И губы особо красить не приходилось. Только чуть-чуть, слегка. Но она вполне могла и без этого обойтись.

Она была красоткой. Господи, да, красоткой. Вся такая чистенькая, а светлые волосы… такие блестящие… и это добавляло ей красоты. От нее ничем не пахло, только чистотой. Так его брат говорил.

У брата Джека Смита отродясь никаких друзей не водилось. Как только он с кем-то знакомился, новоявленные товарищи бежали от него сломя голову. Или он от них бежал. Или их отцы приходили и заявляли, что, если Джек Смит и его брат не отстанут от их ненаглядного дитяти, пусть на себя пеняют. А судьи поддакивали: «Этим мальчикам надо держаться подальше от Смита. Если их увидят в компании Смита, они сами в тюрьму попадут». Ясно? Поэтому друзей у него не было. У Джека Смита и его брата.

И с девками то же самое. Как только девки кончали, сразу говорили: «Иди домой, к своей мамочке».

Если торопились по делам, вообще внимания не обращали — даже не начинали, не говоря о том, чтобы кончить. А если были заняты и капусты — завались, то даже за деньги не хотели. «Пойди поиграй, — говорили. — Нам надо встретиться с большими парнями».

И вот в один прекрасный день появилась эта Берил Ситон. Она шла по Домейн — это в Сиднее, там, где большие деревья растут, инжир. Там еще все время девки гуляют. Только она не была девкой. Это с первого взгляда видно было. Она была милой, чистой и такой свежей. Она знать не знала, какие люди в этой части Сиднея ходят.

Да, он жил в Сиднее, когда встретил Берил!.. То есть его брат. Сюда, на запад, они совсем недавно переехали с Берил Ситон. Вот так вот.

Брат Джека Смита сидел на лавочке под большим инжиром на Домейн, а эта милашка шагала мимо. Подошла к нему и рядом села. Она наблюдала за тем, как деревья качаются, и, когда один инжир… ну, ты сама знаешь, такая маленькая коричневая штучка… упал рядом с ней, вздрогнула и вскрикнула: «Ой!» Да, прямо так, только мелодичней. И несмело улыбнулась брату Джека Смита, как будто извинялась за свою дурацкую оплошность. Натянула юбку на колени и опечалилась. И покраснела за свою глупость, потому что воскликнула «Ой!», когда инжир упал и напугал ее.

И брат Джека Смита сказал: «Все в порядке. Я тоже пугаюсь, когда они так вот падают рядом со мной». Она вздохнула и приободрилась. Потом они поболтали о парке, о том о сем. И про то, что приехал он