примерно в два раза больше их собственного. Лично для меня мысль о промахе по мишени два на три километра звучала сильно, однако у пушек свои представления о меткости – только пятый снаряд разорвался среди домиков лагеря. Швейцарец, впрочем, казался вполне довольным.
– В пределах ожидаемого, – сообщил он стоящему рядом Игорю. – А что рассеивание большое – так мы и не ставили себе цель снайперским попаданием уничтожить их главный сортир, а для беспокоящего огня подобная непредсказуемость даже в плюс.
Кислый вид командира «солнышек» навел меня на мысль, что как раз он-то, начитавшись в библиотечке книжек о доблестных пушкарях, мечтал о снайперском попадании – и этим подобным явно был не сортир «огоньков», а цель рангом повыше.
– Может, стоило подтащить больше снарядов?
– Нет, – отрезал Швейцарец. – Десять минут обстрела, шесть снарядов в минуту. Потом отступаем. Все должно идти точно по плану.
– Три танка, – к удивлению Анны, голос Швейцарца звучал ничуть не громче обычного. Скорее даже наоборот, ее напарник выглядел едва ли не… сонным? – Ты сказал, что у них есть только один, а их – три!
– Но мы так и думали! – стонуще произнес Игорь. – И пленные всегда только про один говорили! Я…
– Ладно, заткнись! – почти ласково предложил Швейцарец.
– И что теперь будет? – тихо спросила Анна.
– Теперь, – еще тише отозвался он. – Я буду думать.
«Думай быстрее!» – ужасно захотелось крикнуть ей, однако немногие оставшиеся пока не захлестнутыми панической волной островки в мозгу все же подсказали Анне, что подобный вопль – не самый лучший способ подхлестнуть Швейцарца.
Взамен она, резко крутанувшись и отойдя на два шага, коротко, но, что называется, с чувством выматерилась.
– Он придумает.
Белоснежка опять сумела незаметно объявиться рядом с ней.
– Ты… – взгляд, которым Анна наградила девчонку, по совести, должен был предназначаться Швейцарцу, но раз уж подвернулась… – Ты в него, ну прямо как в бога, веришь.
– Ты все перепутала, – невозмутимо отозвалась девочка. – В бога я не верю вовсе. А вот в него – верю. Безоговорочно.
– Ну и дура, – прошептала Анна. Нетерпеливо порыкивающие моторами танки уже почти докатились до развилки, когда Швейцарец, наконец, очнулся от полусна.
– Пушку!
Связист, секунду помешкав, протянул ему трубку.
– Командный на связи… да… хорошо, что видишь. Да… план меняется. Приготовься… через минуту, по двойной зеленой ракете, на левом фланге пойдет в атаку БТР. Это будет сигнал и для вас: как только увидите ракеты – стреляете! Они к тому моменту должны будут как минимум развернуть башни… если повезет, и борта подставят. Я открою огонь одновременно с вами. Да, перекрестным уделаем их на раз. Отлично, действуй! – закончил Швейцарец и, оторвавшись на миг от трубки, скомандовал: – Лейтенанта Сергачева!
– Готово!
– Командный говорит. Слушай внимательно. Ровно через минуту, по сигналу две зеленые ракеты, «шестидесятка» должна будет атаковать фланг противника. Без десанта, только с экипажем. Да, одна только «шестидесятка». О стрельбе пусть особо не думают, главное – скорость! Если будут держать скорость, проскочат всю вражью цепь быстрее, чем танки успеют за ними башни развернуть, так Петрову и скажи! Давай! Он бросил трубку.
– Ракетницу.
– Я-я уже зарядил, – запинаясь от волнения, похвастался Васек. – Как только услышал, сразу и зарядил. Сдвоенная зеленая, правильно?
– Правильно, – Швейцарец, переломив ракетницу, глянул на маркировку патрона. – Молодец. Разрешаю выстрелить.
БТР мчался быстро…
…пока вдруг не «клюнул» носом, кренясь, с разгону влетев в незамеченную водителем яму. Отчаянно, перекрывая утробный рев танковых дизелей, взвыл движок, бешено крутящиеся колеса выметнули целый фонтан грязи, машина, дернувшись, поползла назад…
…и скрылась в оранжево-черной вспышке, из которой в стороны брызнуло чем-то неузнаваемо-черным.
Почти в тот же миг слева донесся хлесткий удар пушечного выстрела – и Анна, стиснув кулаки, до боли впилась ногтями в ладонь… потому что белая нить трассера прошла буквально в считаных миллиметрах выше танковой башни.
– Десять секунд, – даже сквозь грохот и рев она удивительно четко расслышала слова Швейцарца. – У них есть десять секунд, чтобы перезарядиться и попасть.
– А ты?! – Он стоял рядом с ней, стоял, стоял, стоял… – Ты же сказал им… ты же пообещал! Одновременно…
– У них на лобовой мешки с песком, – Швейцарец произнес это чуть удивленно, словно не понимая, почему она сама не расшифровала смысл его поступка. – Мне нужно, чтобы танки развернулись бортом.
– И ты… – Анна задохнулась, слов не было, да и звуков тоже… и вообще ничего нельзя было сделать.
Потому что Швейцарец был, скорее всего, прав. Как всегда.
И, что было куда важнее, только он успел хоть как-то научиться управлять ракетами – тренироваться двоим было бы слишком расточительно и потому рискованно.
– Десять секунд, – повторил Швейцарец. – Они должны успеть.
Они успели, выстрелили и даже попали – танк буквально подпрыгнул, когда на его броне расцвел ослепительно-белый бутон… и через секунду взорвался, исчез в облаке огня и дыма, сорванная башня рухнула на землю метрах в трех от полыхающего остова…
А еще через миг оставшиеся два танка плюнули огнем.
Второй снаряд прошел слишком высоко, бесполезно рванув землю далеко позади пушки, рядом с ней взметнулось лишь одно причудливое дерево из дыма и пыли – и правый танк, натужно ревя, стал разворачиваться, явно решив на случай промаха довершить работу пулеметами и гусеницами. Стоявший на левом фланге укоротившейся цепи остался на месте, доразвернув в сторону пушки лишь башню – в башню он и заполучил рыжий росчерк «ПТУРа»… но прежде успел сделать еще один выстрел.
Во втором танке сообразили, что именно происходит, а сообразив, бросились прочь из могучего стального чудовища, внезапно превратившегося в мишень. Далеко, впрочем, убежать им не удалось – сначала на левом фланге разом «ожили» пулеметы, а когда командиры «огоньков» попытались развернуть цепь, их накрыл минометный залп. Всего один – правильно переносить огонь расчеты не умели, и потому стрелять по бегущим Швейцарец им попросту запретил.
Бой закончился в считаные минуты, и когда Анна и Швейцарец начали спускаться с холма, выстрелов уже почти не было слышно. Только время от времени гулко хлопало со стороны горящих танков, а когда они дошли до пушки, остался только ровный гул пламени.
На огневой – бывшей огневой – хозяйничала смерть.
«Почище любой катаны, – отрешенно подумала Анна, – в десять, нет, в сто раз». Смерть была прихотлива – почти не тронув одних, она изрядно поглумилась над другими.
…Наводчик полусидел, обняв искореженный осколками затвор.
…Наташка прижимала к себе снаряд, и веснушки казались почти черными на побелевшем личике.
…левая рука подносчика, чье имя Анна так и не запомнила, сжимала пучок