— Хлопок не собирают после того, как он сложен. Тебе не обмануть деревенскую девушку!

— Ты понимаешь, что я хочу сказать, Анджелина. Несколько месяцев тому назад ты бы рассердилась и взвилась, если бы кто-нибудь назвал тебя деревенской девушкой. Ты бы сочла это оскорблением.

— Я бы за это выцарапала глаза!

— Нет, ты бы не сделала этого. Ты не царапаешься. Ты сжимаешь кулачки и начинаешь драться, как хороший боец!

— По-моему, это единственное, что тебе во мне нравится. Я дерусь, как мужчина, а не как девчонка.

Эти два месяца не были полны только развлечениями, хотя я старался быть с Анджелиной как можно больше. Джейк и я складывали урожай в скирды, а затем отвозили их к джину. Кроме того, мы напилили очень много дров, запасая их на зиму.

Но помимо работы, мы плавали в долине, ловили окуней и ели арбузы. Были еще и книги, которые мы читали, лежа на траве под высокими деревьями. Нас не покидала радость оттого, что мы вместе. Это лето я никогда не забуду.

В начале сентября мы стали собирать хлопок на верхних полях. Сначала мы работали вдвоем, но так как коробочки хлопка раскрывались все быстрее, потребовалось больше сборщиков. Мы работали под горячим солнцем. Все еще было очень сухо, и небольшие облачка пыли носились по полю, как миниатюрные циклоны. В пыльные, жаркие полдни слышалось жужжание саранчи.

Ли выпустили из тюрьмы в середине сентября. Забот у нас все прибавлялось, и мне было некогда съездить в город. Джейк управлял фургоном, отвозя хлопок к джину, а я взвешивал собранное на поле.

Я слышал, что Ли вернулся в большой дом на улице Северного вяза и живет там один. И послал к нему сказать, чтобы он приезжал в гости. Я не очень ожидал, что он примет приглашение, поскольку он недружелюбно встречал меня в тюрьме. Поэтому сильно удивился, увидев большой “родстер”, подъезжающий к нам, поздно вечером в субботу.

Ли вошел в холл, и я отметил, что он трезв и хорошо выглядит. Явно дни, проведенные в заключении, без алкоголя, сказались на нем благоприятно. Он был одет в коричневый твидовый костюм, который очень шел ему, как, впрочем, вся его одежда. Он улыбался той особой, немного печальной улыбкой, которая обезоруживала в течение его жизни многих людей. Он немного постоял в дверях, посмотрел на меня и улыбнулся:

— Привет, деревенщина! Я слышал, что меня пригласили на ужин?

В этот момент из кухни вышла Анджелина и остановилась, увидев его. Они встретились в первый раз с тех пор, как мы вернулись. Мне казалось, что все мы старались не думать о том, последнем, их свидании. По крайней мере я и Анджелина. А вот о чем думал Ли?

Он сделал шаг вперед с наигранной изысканной вежливостью.

— Привет, Анджелина!

И они пожали друг другу руки. Это выглядело так, будто судья из Верховного суда приветствует любимую племянницу.

— Привет, Ли, — ответила Анджелина, и я почувствовал гордость за нее. Я не знал, что в этой восемнадцатилетней девушке может быть столько простого достоинства.

Он был спокойно вежлив с ней во время ужина и ни разу не проявил никакого нарочитого внимания. Но, с другой стороны, задавая мне вопрос или обращаясь ко мне, он не забывал повернуться к ней, чтобы включить и ее в беседу, заинтересовать ее.

Я был горд и счастлив видеть его таким. Их обоих я любил больше всего на свете, и мне хотелось раз и навсегда похоронить безобразную историю, происшедшую с нами. И когда он между прочим упомянул, что хочет вернуться на работу, я почувствовал, что удовлетворен всем на свете.

— Ты ведь много знаешь о древесине, Боб? — спросил Ли, допивая кофе. Мы зажгли керосиновую лампу, и он был красив как черт, со своими гладкими черными волосами и темными глазами.

— Не очень, а что?

— О, я просто подумал… Понимаешь, прежде чем Майор решил окончательно расстаться со своими двумя лесопилками, он интересовался бизнесом, связанным с древесиной. Он никогда ничего не предпринимал в этом направлении, но собрал очень много данных и отметил места, где растут лучшие дубы и ореховые деревья. Я в последнее время стал серьезно подумывать об этом. Я мог бы вернуть одну из этих лесопилок и начать делать дубовые доски. Это может принести большие деньги, если найти хороший лес и умело вести дело.

— Но ты должен в этом разбираться, ведь столько лет провел с Майором, — ответил я.

— Возможно, я займусь этим. Нельзя же всю жизнь ничего не делать.

Он оставался у нас почти до десяти часов. Мы много говорили и иногда включали фонограф. Вечер прошел почти безупречно. Однако был один момент, когда я немного забеспокоился. Но потом решил, что это просто игра моего воображения или, по крайней мере, преувеличение. Когда я зажигал сигарету, а Анджелина зачем-то встала, я увидел, каким взглядом Ли провожал ее. Вероятно, ему казалось, что за ним не наблюдают.

— Может быть, он все же переменился? — спросил я, когда Ли уехал. — Как ты думаешь, Анджелина?

— Может быть. Боб, — ответила она тихо.

— Он ведь ничего, когда ведет себя прилично, правда?

— Да, Боб. Он был очень мил, и он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела, даже в кино.

— Ну что ж, я сам напросился! — проговорил я немного кисло.

— Ты что, злишься, что не так красив, как он? — рассмеялась она.

— Нет, но, Богом клянусь, ни одному мужчине не понравилось бы сидеть и слушать, как его жена…

Она поцеловала меня, и я замолчал и успокоился.

В следующие десять дней Ли к нам зачастил. Приезжал почти всегда к ужину и всегда привозил бифштексы, или мороженое, или еще что-нибудь из города. Но я заметил, что после каждого его визита Анджелина становилась озабоченнее и у нее портилось настроение. В один прекрасный день она спросила, должны ли мы принимать его так часто?

— Ну, мы, конечно, не обязаны, — сказал я удивленно, — но ведь он, в конце концов, мой брат. И мне кажется, это помогает ему удерживаться от пьянства.

— Может быть, — коротко бросила она. Затем внезапно он перестал приезжать и не появлялся всю последнюю неделю сентября. Мы заканчивали с хлопком в долине, и Джейк, Хелен и я проводили там целый день. Анджелина хотела пойти собирать хлопок вместе с нами, но я ей не позволил. Мне не хотелось, чтобы моя жена работала в поле, как наемная сборщица. Тогда она предложила заняться взвешиванием или ездить вместе с Джейком на фургоне к джину. Ей не хотелось сидеть дома. Я решил, что это из-за чудесной погоды — бабьего лета, — и сказал, что подумаю.

В тот же день, поздно вечером, Джейк и я накладывали кипы хлопка, которые на следующий день надо было отвезти к джину, Я подавал ему хлопок в большой сетке, наполняя ее из груды на земле недалеко от станции взвешивания. Джейк складывал и утрамбовывал его. Внезапно он рассмеялся:

— Этот, твой брат, он что, всегда так гоняет машину?

— Да, — ответил я рассеянно. — Для него скорость ниже пятидесяти равносильна остановке.

— Я видел, как он выскочил с дорожки от твоего дома и так резко свернул на главную дорогу, что, могу поклясться, на земле оставались только два колеса!

— Да? А я думал, что он о нас забыл. Его так давно не было.

— Да что ты! Он приезжает каждый день. Я много раз видел его здесь на дороге. Я еще удивлялся, почему ты не позовешь его помочь собирать хлопок. Он, наверное, остается в доме, раз ты не зовешь его поработать с нами. — Джейк рассмеялся.

— Да, — тихо буркнул я.

Я наклонился над кипой, запихивая хлопок в сетку, и пытался не выдать себя голосом. Джейк стоял надо мной и не мог видеть моего лица. Когда же я набил сетку доверху, то уже овладел собой и передал ее ему с невозмутимым видом. Вскоре, нагрузив фургон, мы отправились домой. Джейк вел машину. Мы остановились