— К ресторанам он никакого касательства не имел.

— Ясно одно: он был деловым человеком, — проговорил Фалькон, вставая с кресла.

— Вы уже уходите? — спросила она.

— Мы с вами дело обделали.

Она наклонилась вперед, почти коснувшись грудью стола, и посмотрела на него снизу вверх голубыми, как льдинки, глазами.

— А знаете, дон Хавьер, когда все это будет позади, мы с вами должны пообедать.

— Боюсь, вас постигнет разочарование, — сказал он.

— Почему?

— Мы, скорее всего, никогда не сумеем воссоздать волнующую динамику отношений между вами — главной подозреваемой, и мной — главой отдела убийств.

Она расхохоталась гортанным, безудержным, сексуальным смехом.

— Да, чуть не забыл, — произнес он уже у самой двери. — Нам хотелось бы просмотреть список ваших телефонных разговоров, как деловых, так и домашних, за последние два года. Вы позволите?

Их взгляды встретились. Она покачала головой, улыбнулась и сняла трубку телефона.

Четверг, 19 апреля 2001 года,

здание суда, Севилья

Фалькон мерил шагами коридор перед дверью кабинета Кальдерона. Он позвонил ему после свидания с Консуэло Хименес, и они договорились встретиться в шесть. Дело шло к семи, и у сновавших мимо секретарш уже не хватало для него сочувственных взглядов. Фалькон был рад, что судебный исполнитель не велел ему ждать в секретариате на последнем этаже находившегося рядом Дворца правосудия, где его затормошили бы приятели Инес. Это вернуло бы его в те зимние вечера, когда он заезжал за ней на работу и оказывался в гуще ее суматошного мира. Красота Инес сделала Фалькона своего рода знаменитостью. Он был ее любовником. Избранником. Люди смотрели на него испытующе, широко улыбаясь, желая выведать его секрет. Чем таким приворожил ее зануда Хавьер Фалькон? Или ему это приснилось? Трепет женских ноздрей, когда он проходил мимо, любопытные взгляды мужчин через перегородки между писсуарами.

Ходя под дверью кабинета Кальдерона, Фалькон вдруг осознал, что всем руководила похоть. Он попался в сети желания, но не только своего, а всеобщего. И не понял этого, равно как Инес. Им примерещилась любовь, которой здесь и не пахло. Мимолетная тяга к совокуплению пала жертвой извечного стремления человека к увенчанию своих романтических желаний. То, что должно было ограничиться максимум годом сумасшедшего секса, завершилось постылым союзом — только не под дулом отцовского дробовика. Под наплывом чувства.

Доктор Спинола, председатель Совета магистратуры Севильи, вышел из кабинета Кальдерона. Он остановился, чтобы пожать руку Фалькону, и, похоже, приготовился о чем-то его спросить, но сдержался. Кальдерон позвал Фалькона в кабинет, извинившись, что заставил долго ждать.

— Доктора Спинолу так просто из кабинета не выставишь, — признал Фалькон.

Кальдерон его не слушал. О чем-то задумавшись, он взял сигарету, закурил и глубоко затянулся.

— Не припомню случая, чтобы он когда-нибудь приходил в кабинет к судебному следователю, чтобы поговорить о конкретном деле, — произнес Кальдерон, обращаясь к стене над головой Фалькона. — Обычно я сам записываюсь к нему на прием, чтобы доложить о ходе следствия.

— Что же его так озаботило?

— Хороший вопрос, — заметил Кальдерон. — Понятия не имею.

— Если это по нашему делу, может быть, я могу что-то прояснить, — предложил Фалькон.

За долю секунды Кальдерон оценил ситуацию. Положившись на интуицию, он взглянул на Фалькона, прикидывая: «Можно ли ему доверять?» Решил, что нет, чего и следовало ожидать. Если бы они пережили вместе больше таких минут, как на кладбище, подумал Фалькон, Кальдерон не стал бы от него ничего скрывать.

— Что у вас ко мне, старший инспектор? — спросил Кальдерон. — Сегодня вы без Рамиреса?

Фалькон явился один с целью наладить личный контакт с Кальдероном и одновременно отсечь Рамиреса от информации, перекрыть ему общий обзор, предоставив заниматься мелкими частями головоломки. Но теперь он передумал. Встреча с доктором Спинолой насторожила его. Возможно, идея пустить имя Карвахаля в плаванье по инстанциям суда была не слишком удачной. Подозрения Фалькона строились лишь на неясной связи между Спинолой, который, вместе с Леоном и Бельидо, присутствовал в фотогалерее Хименеса, и Карвахалем, значившимся среди руководителей «МКА Консульторес». Намекнув на последнее сеньоре Хименес, он шел на обдуманный риск. Прежде всего, ему хотелось выяснить, известен ли ей этот факт, для нее второстепенный, и, кроме того, Фалькон был совершенно уверен, что она не увидит в его вопросах ничего, кроме возможности отвлечь внимание от себя. Если же он официально известит о своем открытии Кальдерона, черт его знает, чем все обернется. Слухи могут дойти до комиссара Леона. В данный момент единственная его проблема заключалась в том, что ему нечего было сообщить Кальдерону, кроме одной вещи, о которой он говорить не собирался.

— Вы развивали план действий, когда нас сбило с панталыку сообщение Серхио, — начал Фалькон.

— Серхио?

— Так мы назвали убийцу. Этим именем он представился Элоисе Гомес, — объяснил Фалькон. — Если вы помните, мы собирались войти с ним в контакт, указать ему на его промахи, чтобы он разозлился и совершил уже роковую ошибку.

— Убийца оставил мобильник Элоисы Гомес на ее теле, — напомнил Кальдерон.

— Но мобильник Рауля Хименеса все еще у него.

— У нас появилось что-нибудь новое о Серхио?

— Элоиса Гомес и ее сестра причисляли его к особому типу людей-аутсайдеров. Они прозвали его un forastero, посторонний.

— Иностранец, что ли?

— В их представлении, forastero — это человек с нестандартным складом ума. Он видит и понимает вещи, выпадающие из нормального потока повседневной жизни. Ему понятен механизм явлений. Он автоматически читает между строк.

— Звучит очень загадочно, старший инспектор.

— Но не для тех, кто оказался на задворках общества, кто отрешился от нормальности, каждый день продавая свое тело или подстреливая кого-нибудь ради денег. Похожая картина — на другом конце общественной лестницы. Там люди облечены властью, знают, как урвать себе еще больше и как сохранить свое положение. Никто из них не воспринимает мир так, как рядовые обыватели, у которых головы заняты работой, детьми и домашними хлопотами.

— И вы полагаете, что у такого свободного художника, каким вы описали нашего убийцу, может быть столь же неординарный взгляд на вещи? — спросил Кальдерон.

— Очень даже вероятно, — ответил Фалькон. — Вы еще спросили, не иностранец ли он. Элоиса Гомес сказала сестре, что хотя Серхио по виду испанец, в нем есть что-то от иностранца. Возможно, он полукровка или долго жил за границей.

— И как же нам, исходя из этого, дальше действовать?

— Я думаю, что, указав ему на его ошибку, мы сработаем слишком грубо. Он просто посмеется над нами. Forasteros сразу чуют, если ими манипулируют.

— Может быть, нам следует показать ему, что мы его понимаем.

— Но как художника, — сказал Фалькон. — Мы должны придумать что-нибудь небанальное. Должны заинтриговать его, как он интригует нас. Мы ведь до сих пор так и не докопались до смысла того последнего «наглядного урока»: «Почему суждено сгинуть тем, для кого любовь — отрада?»

— А не хотел ли он просто сообщить нам, что убил ее потому, что она со своим «даром совершенного