— Всё же есть и иные способы прожить остаток жизни.

Но какие способы она имеет в виду, Молли не сказала.

Каждый сотрудник при поступлении на работу в «Перигелион» давал подписку о неразглашении, каждого проверяли служба кадров фирмы и министерство национальной безопасности. Все мы относились к этой обязанности серьёзно, с полным сознанием важности предотвращения утечек информации. Следствием небрежности могли быть неприятности, касающиеся каждого: расследования комиссий Конгресса, испуг влиятельных друзей фирмы, уменьшение ассигнований и поступлений в фонды.

Но теперь в кампусе появился настоящий марсианин. Западное крыло чуть ли не полностью занимал Ван Нго Вен и приставленная к нему публика. Такое долго в секрете не удержишь.

Так или иначе, хранить тайну дольше стало нецелесообразно. К тому времени, когда Ван прибыл во Флориду, политическая элита Штатов и несколько глав иностранных государств уже знали о нём. Госдепартамент сформулировал для пришельца специальный статус и планировал представить его всему свету, выбрав для этого подходящий момент. Приставленная к нему команда вовсю готовила его к неизбежной медиалихорадке.

Конечно, его прибытие можно было — и, вероятно, следовало бы — обставить иначе. Можно было провести его по линии ООН и сразу же сообщить средствам массовой информации о его прибытии. Администрации Гарланда ещё придётся попотеть за эту игру в прятки. Христианская консервативная партия уже намекала, что «администрация знает о результатах процесса терраформинга больше, чем сообщает», стараясь вызвать огонь критики на президента или его наследника, Ломакса. Критики избежать не удалось бы в любом случае, но Вану не нравилась роль козыря администрации в избирательной кампании. Он хотел оповестить о себе, но решил дождаться ноября.

Однако Ван Нго Вен представлял собою секрет, хотя и первый по значению, но не единственный. Странное лето выдалось в «Перигелионе».

В августе Джейсон вызвал меня в северное крыло, в свой офис — в свой настоящий офис, а не в тот, в котором он принимал высокопоставленных гостей и прессу. Кубическое помещение без окон; стол и диван. Джейс торчал на стуле между грудами научных журналов, в джинсах «Ливайс» и затёртом свитере. Выглядел он как гидропонный суккулент и сильно потел. Нехороший признак.

— Ноги теряю, — сообщил он.

Я отпихнул от края дивана стопку журналов и примостился на краешек, ожидая продолжения и уточнений.

— Больше недели уже, — продолжал он. — Как раньше, иголки и булавки по утрам. Работать не мешает, но не проходит. Более того, ухудшается. Наверное, пора откорректировать фармакопею.

Может быть, и пора. Но мне не нравилось то, что с ним делали лекарства. К тому времени он уже заглатывал в день по горсти разных таблеток. Стимуляторы миелиновой оболочки, чтобы замедлить потерю нервной ткани; усилители мозговой активности, чтобы помочь мозгу реконструировать и компенсировать повреждённые связи; вторичные препараты, чтобы приглушить побочные эффекты, вызванные первичными средствами. Можно ли увеличить дозировки? Возможно. Но нельзя превышать потолка интоксикации, уже опасно близкого. Джейсон потерял не только вес, но и нечто более важное — эмоциональное равновесие. Речь его ускорилась, он реже улыбался. Он утрачивал контроль над телом, двигался как марионетка. Потянувшись за чашкой, он промахнулся, пришлось повторить попытку.

— В любом случае нужна консультация доктора Малмстейна, — решительно заявил я Джейсону.

— Сейчас я не смогу урвать достаточно времени, чтобы у него осматриваться. Ситуация меняется, если ты не заметил. Может быть, обойдёмся телефонной консультацией?

— Может быть. Спрошу.

— А тем временем сделай мне ещё одно одолжение.

— Если в силах.

— Объясни мою проблему Вану. Выкопай для него пару-другую книг по этой теме.

— Медицинских книг? Разве он медик?

— Не совсем. Но у него с собой куча всяческой информации. Марсиане в биологии ушли куда дальше нас. — Он промолвил это с кривой усмешкой, значение которой я не сумел истолковать. — Он полагает, что сможет помочь.

— Ты серьёзно?

— Вполне. Перестань удивляться наконец. Поговоришь с ним? С человеком с другой планеты. С человеком, за плечами которого сотни тысяч лет марсианской истории.

— Конечно, — опомнился я наконец. — Это большая честь. Но…

— Тогда я устрою вашу встречу.

— Но только если он располагает знаниями, достаточными для излечения атипичного рассеянного склероза, нужны врачи получше меня.

— Ван прихватил с Марса энциклопедические базы данных. Над ними уже работают наши эксперты, сортируют, выискивают полезное для нас. В области медицины тоже. Как бы интермедия.

— У него есть время для интермедий?

— У него есть время даже для скуки. Друзей нет. Мне кажется, ему бы пошло на пользу общение с человеком, не считающим его ни спасителем, ни губителем. И конечно же, поговори с Малмстейном.

— Обязательно.

— Позвони ему из дома. Я больше здешним телефонам не доверяю.

Он улыбнулся, как будто сказал что-то весёлое.

В то лето я иногда выгуливал себя на общественном пляже через дорогу от дома. Пляжем его назвать можно лишь с натяжкой. Длинный выступ неокультуренной суши защищал его от размывания и не давал развернуться серферам. Жаркими вечерами мотели глазели на его песок застеклёнными окнами, а одинокие скучающие туристы полоскали пятки в прибое.

Я перешёл шоссе и уселся на разогретые солнцем деревянные мостки, нависающие над буйной травой. На востоке тучи сбивались в стадо. Я задумался над словами Молли, насчёт моей лихости со «Спином» и с Лоутонами. Попытался сохранить объективность.

Возможно, Молли права. Со своей точки зрения.

«Спин» для того, что произошло с Землёй, название дурацкое, однако меткое. Дурацкое с точки зрения физики. «Спин», вращение… Что у нас тут закрутилось быстрее или очевиднее? Но метафора меткая. Земля, с одной стороны, как будто застыла, стала статичнее, чем когда-либо. Но в каком-то смысле ощущение такое, как будто она раскручивается, и скоро центробежная сила разнесёт всё в щепки. Инстинктивно хватаешься за что-нибудь, чтобы не унесло в бездну.

Так и я схватился за Лоутонов, не только за Джейсона и Диану, но за весь их мир, «большой дом» и маленький домик, детские привычки… Может быть, мне не за что больше было ухватиться. И может быть, нет в этом ничего плохого. Если Молли права, всем нам приходится за что-то держаться, не то пропадёшь. Диана вцепилась в свою веру, Джейсон в науку.

Я вцепился в Джейсона и Диану.

Я сбежал с пляжа, когда тучи решительно двинулись на берег и разразилась типичная для позднего августа гроза. Налетел шквал, восток засверкал молниями, ливень хлестнул по бледным балконам мотелей. До дома я добежал уже мокрым. Одежда во влажном воздухе не желала высыхать часами. Дождь перестал к вечеру, наступило затишье.

После ужина пришла Молли, мы загрузили один из последних фильмов, викторианская драма в интерьере, буря в гостиной — излюбленный жанр Молли. После фильма она вышла в кухню, намешать в стаканах какую-нибудь фантазию, а я вышел в запасную комнату и позвонил Малмстейну. Он сказал, что осмотрит Джейсона, «когда возникнет нужда», но пока не видел препятствий к увеличению дозировок, разумеется, при условии постоянного наблюдения с моей стороны и самоконтроля Джейсона.

Я спрятал телефон и, выйдя из комнаты, в холле столкнулся с Молли. В руках она держала стаканы.

— С чего это ты туда сбежал?

— Звонил.

— Что-нибудь важное?

— Нет.

— Проверял пациента?

— Что-то вроде этого.

Вскоре состоялась обещанная Джексоном встреча с Ван Нго Веном в его квартире в «Перигелионе».

Посол Марса занимал комнату, которую обставил по собственному вкусу, пользуясь каталогами. Мебель он выбрал лёгкую, низкую, плетёную. Линолеум пола закрыл тканым ковром. Компьютер стоял на простом сосновом столе. Книжные полки из таких же сосновых досок. Очевидно, марсиане предпочитали ту же обстановку, что и земные студенты-первокурсники.

Я принёс Вану запрошенный им материал: несколько книг по этиологии и лечению рассеянного склероза, а также распечатки JAMA по атипичной форме болезни. АРС, собственно, уже перестали считать разновидностью рассеянного склероза, его возвели в ранг совершенно самостоятельного заболевания генетического плана с проявлениями, характерными для рассеянного склероза, и с аналогичной деградацией миелиновых оболочек, защищающих нервные волокна. АРС характеризовался суровостью проявления, ускоренным развитием, стойкостью к традиционным формам лечения. Ван сказал, что такие симптомы ему незнакомы, но он поищет в архивах.

Я поблагодарил его, но поднял естественный вопрос: он не врач, а физиология марсиан существенно отличается от нашей. Даже если он найдёт подходящее лечение, подействует ли оно в случае Джексона?

— Мы не столь различны, как кажется, — ответил он мне. — Ваши люди сняли мой геном, и он оказался неотличимым от вашего.

— Я не хотел вас обидеть.

— Я не обиделся. Сто тысяч лет — значительный срок. Достаточный даже для видообразования. Однако марсиане и земляне могут давать потомство при скрещивании. Бросающиеся в глаза различия вызваны приспособлением человеческого организма к более холодному и сухому климату.

Говорил он уверенно, авторитетно, что как-то не вязалось с его внешностью. Голос выше, чем у среднего земного мужчины, но не детский, скорее похож на женский, хотя и преисполненный достоинства, почти как у государственного мужа, выступающего с программным заявлением.

— Но существуют ещё и процедуры законодательного плана, если речь зайдёт о терапии. Лекарственные средства подлежат проверке и утверждению федеральной администрацией.

— Уверен, что Джейсон законопослушен и согласится подождать официального разрешения. Но согласится ли подождать его недуг? — Ван поднял руку, чтобы предотвратить дальнейшие возражения. — Позвольте, я сначала ознакомлюсь с материалом, а потом мы продолжим обсуждение.

Покончив таким образом с делами, он попросил меня остаться для беседы. Это мне польстило. Несмотря на его странный внешний вид, он внушал собеседнику симпатию. Было в нём что-то успокаивающее. Ван откинулся на спинку своего плетёного кресла, задал два-три вопроса о Диане («Джейсон лишь вскользь упомянул о семье») и перешёл к моему медицинскому образованию. Уроки анатомии с препарированием трупов его удивили, он даже вздрогнул, когда я упомянул об этой детали… Как и большинство землян.

Когда же я спросил Вана о его собственной жизни на Марсе, он полез в маленький серый мешочек, висевший у него на шее, и достал из него несколько картинок, распечатанных уже на Земле. Четыре снимка Марса.