Ясеновац, где и погибли, видимо, в 1943 году. Пупа и Арон в конце октября 1941 года, после того как в Загребе с благословления новой власти усташей[55] была разрушена синагога еврейской общины, бежали в леса, к партизанам.
— Среди партизан было много евреев из Хорватии, Сербии, Боснии. Но вы, наверное, знаете это лучше меня, — сказан молодой человек.
— Господи, какая история! Почему она никогда ничего не рассказывала нам об этом? И ты не знала? — спросила Беба у Кукты.
Кукла отрицательно покачала головой. Она, так же как и Беба, была потрясена рассказом.
Арон погиб в бою в 1944 году, а Пупа, которая тем временем в тяжелых лесных условиях заболела туберкулезом, дождалась освобождения. Она залечила туберкулез, вернулась к прерванной учебе, а потом, благодаря своим партизанским связям, сумела добиться визы для поездки в Англию. В Лондон она прибыла весной 1947 года с целью забрать Асю в Загреб. Родители Арона возвращаться не собирались. У девочки, однако, начались такие припадки истерии, что было единодушно решено отложить ее отъезд. Пупа понадеялась, что в следующий раз она сможет получить визу на более длительный срок, поживет некоторое время в Лондоне, сблизится и подружится с Асей и уж тогда уговорит ее уехать.
— Как это страшно, — сказала Беба и всхлипнула.
— Так оно тогда и было. Многие женщины, которые уходили в партизаны, оставляли своих детей в детских домах, в приютах для сирот, отдавали родственникам или в деревенские семьи — в деревнях во время войны было относительно спокойно. Я знаю несколько таких случаев, — сказала Кукла.
Пупа вернулась из Лондона и продолжила учиться на медицинском. Она очень старалась, она истощала себя занятиями и подработками в загребских больницах и в пригородных поликлиниках. А как только она получила диплом, пришел 1948 год, а с ним мрачное, страшное время Информбюро. Пупа в 1950 году оказалась на Голом острове, точнее, на острове Святого Гргура, в женском лагере для политзаключенных. Как и все другие узники — разумеется, те, кому повезло выжить, — Пупа никогда не узнала, из-за чего и по чьему доносу она попала в лагерь. После освобождения стало ясно, что границы страны для Пупы закрыты, и для нее это означало только одно — в ближайшем будущем она вряд ли увидит Асю. Пупа второй раз вышла замуж, в 1955 году, за своего коллегу, врача, а в 1957 году родила дочку Зорану.
«Вот как бывает, достаточно чуть изменить угол освещения, и вещи, о которых мы знали всегда, выглядят совершенно другими и чужими», — подумала Кукла. «Коллегой, врачом» был Коста, Куклин брат. Тогда она и познакомилась с Пупой. Они быстро сблизились, но Пупа, как ни странно, ни разу и ни словом не упомянула ни о Голом острове, ни об Ароне, ни об Асе… Правда, у всех, кто побывал в заключении на Голом острове, имелась одна общая черта: они никогда ничего об этом не говорили. Когда их выпускали на свободу, им строго запретили рассказывать об этом кому бы то ни было, да и сам Голый остров, этот югославский ГУЛАГ, был абсолютно запретной темой вплоть до семидесятых годов, когда табу сняли. Сами же лагерники со временем только укрепились в привычке просто-напросто молчать. Дело было еще и в том, что там, на Голом, любой, даже самый безобидный комментарий немедленно доходил до ушей охранников, и за это приходилось тяжело расплачиваться. Да, это были мрачные времена. Люди попадали в заключение безо всякой вины, с тяжелым приговором за измену родине и симпатии к Сталину. Доносили все на всех и каждый на каждого. Югославы сталинским клином вышибали клин по имени Сталин. Кто теперь скажет, знал ли обо всем этом Коста? Да наверняка знал, просто ей, Кукле, ничего не говорил. В заговор молчания о Голом острове были вовлечены не только непосредственные жертвы, но и их супруги и члены их семей. Да, об этом просто не говорили. Сегодня это трудно объяснить… Когда запрет наконец сняли, уже мало кому было интересно слушать давние лагерные рассказы. Кукла попыталась воскресить в памяти образ молодой Пупы, но ей это не удалось. Она думала о том, что Пупин внук — дитя другой культуры и другого времени — сумел сложить пазл, который они, и Кукла, которая была более близка с Пупой, и Беба, сложить не только не смогли, но даже и не попытались. «Как ужасающе мы близоруки: живем рядом друг с другом, но ничего не замечаем», — думала Кукла.
Отец Арона умер в 1952 году, в том же году Пупу выпустили из лагеря. Мать Арона умерла в 1960. Чуть позже, тоже в шестидесятом, Ася Пал вышла замуж за Майкла Томпсона и через четыре года родила мальчика, Давида, а затем и девочку, Мириам. Ася никогда не была в Хорватии, и ей никогда этого не хотелось. Пупа так и осталась для нее чудовищем, женщиной, которая отказалась от собственной дочери ради того, чтобы присоединиться к коммунистам. Пупин второй муж, Коста, умер в 1981 году. Дочь Пупы, Зорана, окончила медицинский факультет и устроилась на работу в одну из загребских больниц.
«В больницу на Виноградской! Туда же, где я провела весь свой трудовой век!» — Беба в мыслях комментировала слова Давида. Беба познакомилась с Пупой через Зорану, и как-то так получилось, что они с Пупой подружились. Зорана даже иногда ревновала: «Как это ты всегда умеешь договориться с моей мамой, а я вечно ссорюсь»… Кто его знает, может, весь фокус в том, что дочери обычно предъявляют к своим матерям слишком высокие требования. Матери чувствуют себя виноватыми и поэтому в них возникает протест против чувства вины и против того, что им, по общему мнению, полагается ощущать вину. Такую же смесь вины и протеста чувствуют и дочери. И все вертится, как в заколдованном круге. Да, жизнь — запутанная штука! И такие истории, как вот эта, обрушиваются на нас как снег на голову, переворачивают вверх дном наши представления о других людях. Может, потому все мы так упорно и упрямо цепляемся за свои привычные истины, что, кто его знает: если выстроить все в логическую цепочку, как вот сейчас, справимся ли мы с этим знанием? Страшно, но факт: мы знаем о других людях так мало, что все наше знание может поместиться в маленький пакет. Оскорбительно маленький.
Пупа старалась наладить отношения с Асей, но ей это не удалось. Когда это стало возможно, она еще раз съездила в Лондон. Но Ася так неохотно согласилась с ней встретиться, что Пупа вернулась назад в полном отчаянии. Зато позже настоящим бальзамом для ее так до конца и не залеченной раны стал Давид. Он выучил хорватский и использовал любую возможность, чтобы приехать с ней повидаться. Эта пара, Пупа и он, стали тайными союзниками. Пупа его обожала. Когда Давид открыл собственную адвокатскую контору и начал хорошо зарабатывать, он занялся поисками следов имущества обеих еврейских семей — Сингер и Пал. Каким-то чудом ему удалось добиться возвращения особняка Сингеров в Опатии. Для Пупы это уже не имело значения, и она сразу же решила отдать дом ему. Он отказался. Тогда с его помощью она продала дом. Большая часть денег от продажи была положена в банк на Пупино имя. Совсем недавно Пупа позвонила ему и попросила изменить завещание.
— Предполагаю, что вам она ничего не сказала. Дело в том, что довольно внушительную сумму от средств, полученных после продажи дома, Пупа завещала вам, — сказал Давид.
Беба, переполненная неясным ей самой чувством вины, принялась перечислять, на что она потратила деньги, что-то на массаж, что-то на косметику, еще что-то на одежду, а потом отправилась разменять эту злосчастную банкноту в пятьсот евро, а так как никто в городке разменять ее не хотел, она зашла в казино отеля, потому что думала, что пять сотен ей там разменяют, ведь ей и нужно-то было всего пятьдесят.
— Пупа вам оставила такую сумму, которая обеспечит безбедную и спокойную старость, — повторил Давид, не понимая, о чем это Беба так взволнованно тараторит.
— Мне деньги не нужны. У меня есть моя пенсия, — сказала Кукла тихо.
— А у меня моя! — сказала, залившись краской, Беба, у которой все еще не укладывалось в голове, что деньги, лежащие в сейфе отеля, принадлежат ей.
— Я привез с собой все бумаги. Пупа все подписала перед тем, как вы отправились сюда, — сказал он.
— Получается, что вы все знали?! И куда мы поехали, и все остальное? Как она провела нас, старая ведьма! — разволновалась Беба.
— Так мы ее звали, в шутку… старая ведьма, — сказала Кукла, извиняясь за себя и за Бебу.
Кукла подумала, что хорватский язык молодого человека вовсе не так хорош, как показалось вначале. Интересно, где это он подобрал такую нескладную фразу?
— Простите, я не вполне понимаю, что вы хотели этим сказать?
— Это старая полинезийская пословица. Смысл ее в том, что старые женщины приносят добро.
Давайте ненадолго остановимся здесь и отметим, что жизнь похожа на поле, по которому ветер гуляет, а история крылья то складывает, то расправляет.
