Я обернулась и на полу за дверью увидела коричневую кожаную сумку. Она была расстегнута и доверху набита; на самом верху лежали джинсы. Если Том прожил здесь двенадцать дней, то почему даже не распаковал ее? Да еще эта бумага от сандвичей на кофейном столике… Как будто время здесь остановилось неделю назад!

Я поспешно вернулась вниз и заглянула на кухню; там тихо гудел холодильник, абсолютно равнодушный к тому, что в доме случилась беда. На столе я обнаружила пакет, в котором, видимо, и лежали сандвичи, рядом – пустую бутылку из-под шампанского.

Я выбежала на веранду. Как я того и боялась, мне предстояло в одиночку обыскать дом. Спустившись с крыльца, я взглянула в сторону леса. Слева виднелась полуразрушенная каменная стена – возможно, та самая, возле которой Том сфотографирован с родителями. Позади нее сквозь плотные заросли что-то поблескивало – должно быть, серебристая гладь пруда. Что, если Том пошел купаться и его схватила судорога? Что, если он лежит на дне? Представив эту картину, я едва подавила приступ тошноты.

Я пересекла лужайку. Вблизи дом выглядел еще более неухоженным, чем это казалось издали, – облупившаяся краска, покосившиеся ступеньки веранды, клумбы рядом с домом заросли сорняками… «Том, пожалуйста, окажись живым», – молилась я, шагая по траве. К моему удивлению, входная дверь была распахнута. Может быть, все в порядке?

– Том! – крикнула я, взбегая на крыльцо.

Запах, ударивший в нос, сразил меня наповал. Мне уже несколько раз выпадала возможность узнать, как пахнет смерть, – в первый раз, когда я работала репортером в «Олбани» и наблюдала, как из Гудзона вылавливают утопленника. Густая, тошнотворная вонь была слышна за десять метров. Но сейчас разложением пахло еще сильнее. Запах был почти осязаемым. Отчего-то к нему примешивался запах горелого дерева. Меня чуть не стошнило; я зажала рот и нос. В доме определенно лежал покойник…

В коридоре было темно – его освещали лишь остатки дневного света, проникающие сквозь окна веранды. Все еще не отнимая ладонь от лица, я вошла в дом и принялась искать выключатель. Кнопка оказалась слева; щелкнув ею, я зажгла люстру, которая залила все помещение потоками нестерпимо яркого света. Я стояла в широкой прихожей, откуда была вынесена вся мебель; насколько можно было судить, дом по большей части также пустовал, если не считать кое-каких предметов обихода. Запах был просто невыносимым. Меня снова потянуло на рвоту, и я заставила себя дышать ртом.

Больше всего мне хотелось побыстрее уйти отсюда – точнее сказать, рвануть со всей возможной скоростью. Но сначала нужно было докопаться до истины – и не важно, насколько жуткой она окажется.

Борясь с подступающей дурнотой, я быстро осмотрела комнаты нижнего этажа. Комнат было мало, но они были большими – справа столовая, кухня и прачечная; слева – гостиная и эркер; позади гостиной, видимо, некогда была библиотека, но сейчас полки пустовали. Пластмассовое ведро с грязной водой. К стене прислонена швабра.

Запах шел не отсюда. А это значило, что мне предстояло подняться на второй этаж.

Я вернулась к лестнице и пошла наверх. Запах разложения и гари усиливался. Здесь явно был пожар. Но где? Взойдя по лестнице, я обнаружила, что в разные стороны от нее ведут два коридора. Один резко уходил влево, второй начинался перпендикулярно к лестничной площадке и вел куда-то в переднюю часть дома. Запах, по всей видимости, исходил оттуда, и поэтому я избрала именно этот путь. Я поискала выключатель, щелкнула им, но свет не зажегся. Я шла и шла сквозь сгущающиеся сумерки, рассеиваемые лишь светом люстры внизу. Первая комната из попавшихся мне оказалась просто громадной – возможно, хозяйская спальня. Окно пропускало достаточно света, чтобы можно было заглянуть во все углы. Единственное, что я здесь обнаружила, – это маленькая настольная лампа на пыльном полу и несколько банок с краской на подоконнике. А главное – запах. Теперь он стал просто нестерпимым. В комнате я не нашла ничего, что могло бы быть его причиной, но слева находилась открытая дверь, которая, вероятно, вела в ванную. Запах исходил именно оттуда.

Я инстинктивно обернулась и прислушалась, прежде чем заставила себя войти. Первое, что я увидела, – бейсболку на белом кафельном полу. Окно было слегка приоткрыто. Взгляд мой упал на раковину и зеркало над ней. И раковина, и зеркало были забрызганы бурыми пятнами. Кровь? Будто кто-то выплеснул в умывальник целое ведро! Потом я уловила какое-то неясное движение и быстро взглянула в противоположный угол – туда, где стояла ванна—и судорожно вздохнула. В ванне лежало тело – частично обуглившееся и разложившееся до неузнаваемости. Лицо трупа двигалось. Я в ужасе сделала еще шаг и увидела, что движется не само лицо, а масса белых личинок на нем. На ватных ногах, пошатываясь, я вернулась в спальню. Сердце у меня бешено колотилось. Это наверняка Том! Что бы с ним ни произошло, это случилось много дней назад. Я содрогнулась. У меня было жуткое, зловещее чувство, будто кто-то спрятался здесь и наблюдал за мной. Я втянула побольше воздуху и вылетела из спальни. Прыгая через две ступеньки, сбежала по лестнице и остановилась только на лужайке.

Солнце уже село. Стемнело. С трудом ориентируясь, я пошла к машине. Добравшись до гостевого домика, я увидела, как на веранде вдруг вспыхнул свет. В испуге я вскрикнула, но сообразила, что, судя по всему, там висел светоотражатель. Ощупью я отыскала свою машину и залезла внутрь.

Запершись в салоне, я глубоко вздохнула и приказала себе успокоиться. Нужно набрать 911. Однако мысль, что мне придется тут ждать полицейских, была невыносима. Лучше отсюда убраться. Я решила отъехать и позвонить с того места, где Дэббет-роуд выходит на шоссе.

Когда я выехала со двора и машину вновь начало подбрасывать на ухабах, страх уступил место состраданию. Тело опознать невозможно, но это, несомненно, Том. Неужели он сгорел заживо? Кафельные плитки над ванной закоптились… Да и в самой ванне, кажется, что-то горело. Может, произошел несчастный случай? Например, загорелась какая-нибудь легковоспламеняющаяся жидкость, с которой он возился? Но откуда тогда кровь на раковине? Кто-то его убил… Оглушил или ударил ножом. А потом поджег тело, облив его, например, ацетоном… Или Том покончил с собой? Перерезал вены, а потом, когда это не сработало, поджег себя? Что, если за этим он и приехал в Анды? Не исключено, что смерть родителей окончательно его подавила. Возможно, шампанское было частью предсмертного ритуала – он поднял бокал за свою жизнь. Или надеялся притупить боль. Я поняла, что если не перестану думать о трупе, то заблюю весь салон.

Обратный путь казался еще длиннее, но наконец впереди замаячило шоссе. Я затормозила и достала мобильник. Оператор 911 взял трубку после второго гудка.

– Обнаружен труп. Дэббет-роуд, Анды, – хриплым голосом произнесла я. – Возможно, убийство.

– Нет никаких шансов, что человек жив?

– Н-нет, – просипела я, задыхаясь. С тем же успехом оператор мог спросить, нет ли каких-нибудь шансов на то, что «Скорпионз» будут давать сегодня вечером концерт на лужайке возле дома.

Девушка уточнила адрес дома, спросила, как меня зовут и откуда я звоню. Потом сказала, что сейчас вызовет патрульных и что они подъедут минут через десять. Она попросила меня оставаться на связи.

– Нет, у меня садится аккумулятор, – соврала я. – Я буду ждать здесь, на перекрестке. Я в черном джипе.

Я должна была немедленно позвонить Крису. Пальцы у меня дрожали. Мне безумно хотелось услышать его голос, но другая моя половинка в ужасе думала: «Как ему сказать?»

Он отозвался в тот момент, когда я уже приготовилась услышать автоответчик. Его «Да?» было едва различимо среди шума – он, должно быть, сидел в баре или в ресторане.

– Можешь отойти куда-нибудь в тихое место? – крикнула я. – Нам нужно поговорить.

– Подожди секунду, хорошо?

Я слышала, как шум стихает и превращается в отдаленный гул – Крис, видимо, отошел в дальний конец коридора или спустился на лестничную площадку.

– Да, здесь лучше слышно, – сказал он.

– Где ты?

– В баре, с приятелем. Что случилось?

– Крис, у меня ужасные новости. Кажется… кажется, Том мертв.

– Что? Как это – «кажется»?

– Я неподалеку от их старого загородного дома. Том, видимо, его еще не продал. В доме лежит' труп. Его невозможно опознать, но я уверена, что это Том.