Чтение прервал громкий смех Кевина. Смех звучал торжествующе.

— Поняли? — спросила Марион, когда наступила молчание.

— Понял. Да. Тут она провралась!

Роберт подвинулся к окну и тоже понял, в чем дело. Край крыши с маленьким парапетом загораживал дорожку. Отсюда никак нельзя было увидеть, что дорога разветвлялась, делая два полукруга у входной двери.

— Инспектор читал это заявление, когда мы были в гостиной, — сказала Марион. — Мы знали, что все так и есть, и подсознательно восприняли все как должное. Даже инспектор. Ведь я помню, что он потом смотрел из этого окна, но чисто автоматически. Никому из нас не пришло в голову усомниться, ведь и в самом деле все описано верно, кроме одной маленькой детали.

— Именно: маленькой детали, — подтвердил Кевин. — Она приехала сюда в темноте, сбежала отсюда тоже в темноте и утверждала, что все время сидела взаперти здесь, на чердаке. Таким образом, о разветвленной дорожке она ничего знать не могла. Ну-ка, Роб, что она там рассказывает о том, как приехала сюда?

«Автомобиль наконец остановился, и более молодая женщина, та, у которой темные волосы, вышла и открыла обе створки ворот. Затем вновь села в автомобиль и подвела его к входной двери. Нет, было слишком темно, чтобы рассмотреть дом. Я видела только крыльцо и несколько ступенек. Четыре или пять, кажется». Ну, а затем она говорит, что ее повели на кухню и дали кофе.

— Ну, а по поводу ее побега? — спросил Кевин. — В какое время дня это было?

«Когда я спустилась на лестничную площадку первого этажа, то я могла слышать, как они разговаривают на кухне. В передней не было света. Я побежала к двери, каждую минуту ожидая, что кто- нибудь из них выскочит и поймает меня, а затем ринулась наружу — дверь оказалась незапертой. Я побежала к воротам и вышла на дорогу. Да, это была дорога с твердым покрытием — шоссе, и я бежала, пока не устала. Легла полежать на траву, а когда немного отдохнула, встала и пошла дальше».

— Итак, дорога с твердым покрытием — шоссе, — комментировал Кевин, — она это ощутила, а значит, было так темно, что видеть покрытия она не могла.

Наступило короткое молчание.

— Мама думает, что этого достаточно, чтобы ее разоблачить, — полувопросительно произнесла Марион, взглянув на Роберта, затем на Кевина и снова на Роберта. — Вы этого не думаете?

— Нет, этого одного мало. Тут она может выпутаться с помощью ловкого адвоката. Ну, например, можно сказать, что она догадалась о разветвлении дорожки, когда автомобиль сделал поворот. Разумеется, поворот еще ни о чем не говорит, дорожка, образующая круг, встречается редко, догадаться об этом не так-то просто. Девчонка видела ее из окна автобуса и запомнила, вот в чем дело. Но, так или иначе, это мы припасем для главного суда, для выездной сессии в Нортоне.

— Я ждала, что вы так скажете, а потому не сильно разочарована, — откликнулась Марион. — И все равно я ужасно рада этому открытию — не потому, что оно избавляет нас от обвинений, а потому, что избавляет от сомнений, которые… которые могли бы… — Она замолкла, избегая взгляда Роберта.

— Которые могли бы омрачить наши светлые умы! — закончил за нее Кевин и покосился на Роберта с веселым злорадством.

— Так ты считаешь, что завтра нам надо молчать и все приберечь для выездной сессии? — спросил Роберт.

— Вот именно. Это не составит разницы для мисс Шарп и ее матушки. Что в одном суде появиться, что в другом… Причем им будет куда легче в Нортоне, чем завтра в полицейском суде Милфорда, где их все знают. Чем короче будет завтрашнее заседание, тем лучше. Завтра защититься вам будет нечем, так что все пройдет быстро и формально. Выскажется их сторона, ты заявишь, что приберегаешь защиту для выездной сессии, подашь просьбу о взятии обвиняемых на поруки — и все.

Роберта это вполне устраивало. Не хотелось продлевать их завтрашнюю пытку, и он, во всяком случае, куда больше доверял суду, который состоится за пределами Милфорда. Но главное — Роберт не хотел, чтобы дело было закрыто из-за отсутствия улик с той и с другой стороны. Нет, Бетти Кейн должна быть разоблачена. Рассказ о том, что она делала в течение месяца, непременно должен прозвучать в открытом суде в ее присутствии. А к тому времени, когда в Нортоне откроется выездная сессия, он — Господи, помоги! — соберет нужные факты.

По дороге домой Роберт спросил Кевина:

— Надо ведь найти адвоката, специалиста по уголовным делам, чтобы их защищать. Кого бы ты рекомендовал?

Кевин достал из кармана записную книжку, видимо, подумал Роберт, собирается найти чей-то адрес, но Кевин спросил:

— Когда именно назначена выездная сессия в Нортоне?

Роберт сказал когда и, затаив дыхание, ждал, что будет дальше.

— А что, возможно, я и сам за это возьмусь. Посмотрим, посмотрим…

Роберт молчал, боясь неосторожным словом что-нибудь испортить.

— Пожалуй, возьмусь, если, конечно, не случится что-нибудь непредвиденное… Мне, знаешь ли, по душе пришлись твои колдуньи. Приятно будет избавить их от этого гнусного поклепа. А забавно, что она сестра Чарли Мередита! Чудесный был старик. Единственный честный торговец лошадьми, известный в истории. Я ему вечно благодарен за моего пони. Для мальчика очень важно, какова его первая лошадка. Она влияет на всю его дальнейшую жизнь, ей-Богу, уверяю тебя! В том доверии и дружбе, какие завязываются между мальчиком и лошадью, есть нечто…

Роберт слушал с чувством облегчения и радости. Он уже понял — и думал об этом с легкой, лишенной горечи иронией, — что Кевин отбросил все подозрения насчет вины Шарп задолго до того, как Марион обратила его внимание на вид из чердачного окна. Кевину казалось немыслимым, чтобы сестра Чарли Мередита могла кого-то похитить.

— Это просто поразительно, — сказал Бен Карлей, глядя на заполненные скамьи маленького зала суда, — каким образом такое количество людей ухитряется быть свободными в понедельник утром. А женщин тут сколько, женщин! Эту тетку из кафе «Анн Болейн» я, между прочим, вижу в суде впервые! Ну-с, а еще…

Роберт не вслушивался. Он сам видел, что публика в суде — это не обычные бездельники, ищущие развлечений. Новости, распространившиеся по загадочным милфордским каналам, согнали в зал суда чуть не весь городок. Всем хотелось услышать, как будут обвинять мать и дочь Шарп. Казенную обстановку зала оживляли яркие пятна — платья женщин, а тишина, этому учреждению присущая, была нарушена женским щебетом.

А вот и миссис Уинн… В последний раз Роберт видел ее, когда прощался с ней в ее хорошеньком саду в городке Эйльсбери. Трудно было видеть в миссис Уинн врага. Роберту она нравилась, даже восхищала его, и он заранее жалел ее. Хотелось подойти поздороваться, но поздно. Игра началась, а их команды носили разные цвета.

Гранта еще не было, но был Хэллам, беседующий с сержантом, который стоял у ворот Фрэнчайза в ту ночь, когда хулиганы выбили в доме стекла.

— Ну, как действует ваш сыщик? — спросил Бен Карлей. — Довольны вы им?

— Сыщик-то хорош, да задача у него колоссальная, — ответил Роберт. — Это похуже, чем искать иголку в стоге сена.

— Ну, девочка! — усмехнулся Бен Карлей. — Мечтаю поскорее взглянуть на нее. Думаю, что после всех сочувственных писем, предложений руки и сердца — она их, несомненно, получала! — а также сравнений ее со святой Бернадеттой скромный полицейский суд в маленьком городе — арена для нее слишком ничтожная. Кстати! Ее уже приглашали играть в театре или кино?

— Откуда мне знать?