костров.

Столовая, пара мелких магазинчиков, аварийный склад – все было частично разграблено. Никто уже не думал о соблюдении приличий.

Поселение опустело. Лишь возле лаборатории, где работали медики, теперь начали собираться люди. Все они были больны. Страшная молчаливая толпа часами стояла в некотором отдалении от входа в лабораторию и ждала чуда.

На третий день, когда донеслась весть, что умер старший врач – тот самый сердитый лысый врач, который вылечил Сенина – по толпе пронеслось движение. Кто-то в голос заплакал, кто-то потерял сознание. Если врачи не могут спасти себя – на что тогда надеяться остальным?

Тем не менее, картина еще не походила на апокалипсис. Все происходило очень тихо, спокойно, даже буднично, никто не сходил с ума, не бился в истерике, не впадал в разврат. Многие даже продолжали добросовестно работать на своих объектах.

Один-два раза в день в поселении меркли лампочки – администрация включала гиперсвязь и слала в Сектор мольбы о помощи. Но помощь все не приходила. И это несмотря на то что Сенин сразу же направил лично Макрееву зашифрованное сообщение, где понятно объяснил – грибок не страшен обычным людям, спасателям совершенно нечего опасаться.

В воздухе сгущалось напряжение. Каждую секунду можно было ждать взрыва.

В тот день Сенин зашел к Ангелине. Она лежала в постели и смотрела в потолок. Розовые пятна ползли с шеи прямо на лицо. У нее ничего не болело, она могла двигаться и жить обычной жизнью, но она знала, что в поселении умерло уже больше двадцати человек.

На самом деле, Сенин скрыл это от нее, умерших было тридцать два.

– Так нельзя, – сказал он ей. – Ты должна встать и что-то делать.

– Я и так делаю, – возразила она. – Я думаю, вспоминаю.

– Ну, прямо как к смерти готовишься, – рассердился Сенин.

– Готовлюсь, – кивнула Ангелина.

– Хватит себя угнетать. Умирают те, кто просто не хочет жить – поверь моему опыту. Тебе нужно потерпеть дней пять-семь, врачи что-то нащупали, скоро будет лекарство.

Это была чистая правда. Валенски только накануне сказал, что они синтезировали в виртуальной среде короткоживущий микроспорум, который разрушает корневую систему грибка и не вредит человеку. Впрочем, вредит ли он подражателю, сейчас никто не мог поручиться.

Осталось только вырастить опытный образец, а на это требовалось немалое время.

Сенин сидел на кровати Ангелины и держал ее за руку. Рука была вялой и холодной. Ангелина решительно не хотела бороться за жизнь. Сегодня с ней было совсем не о чем разговаривать.

С Вельцером было легче. Когда утром Сенин зашел к нему и попытался подбодрить, тот грустно улыбнулся и сказал: «Конечно, командир».

Неожиданно у Сенина запищал радиобрелок.

– Ган, ты где? Ты один? – раздался осторожный голос Гордосевича.

– Нет, подожди. – Он подмигнул Ангелине и вышел, тихо прикрыв дверь. – Теперь говори.

– Срочно возвращайся к дому, там я тебя встречу. Иди быстро, но осторожно. Старайся не попадаться никому на глаза.

– Что происходит?

– Ган, сейчас некогда. Сам увидишь. И поторопись.

Сбитый с толку Сенин скомканно попрощался с Ангелиной и поспешил домой. Как и советовал Гордосевич, он шел осторожно – выбирал путь в проулках, улицы пересекал быстро, не глядя на встречных.

Он опоздал. Возле дома его уже ждали. Там было всего два десятка человек, и с ними губернатор. Он почему-то держал в руках здоровенный клок мочалки.

– Вот он идет, – громко сказал губернатор. – Вот идет человек, который несколько недель назад лично мне обещал, что уничтожит «путанку». И он это сделал. Посмотрите, она в самом деле погибает...

«Мочалка» в его руках была жухлая и безжизненная, как осенняя трава. Сенин и сам знал, что процесс неумолимо идет – в его комнате пышные поросли также шли на убыль.

– Но вместе с ней погибаем и мы! – продолжал губернатор. – Этот человек принес нам несчастье – смертельную болезнь, от которой нет спасения...

Толпа тихо загудела. Сенин боялся смотреть кому-то в глаза.

– Я должен был раньше понять, что это он во всем виноват, – продолжил губернатор. – Ведь пока его не было, мы прекрасно жили. Посмотрите: он вполне здоров, он сильный и самоуверенный. Он, похоже, считает, что ему эта болезнь не грозит. А ваши дети лежат в пластиковых мешках. Это справедливо?

Сенин покосился по сторонам. Он понимал, что, скорее всего, ему сейчас придется удирать со всех ног, и надо было выбрать направление.

– И как мы должны с ним поступить? – Голос губернатора бил по мозгам, как молоток. – Может, кто-то мне скажет, как мы с ним поступим?

Никто еще не сделал ни шага, но уже было видно, что толпа начала движение. Она всего лишь немного качнулась в сторону Сенина, и все стало ясно.

Им нечего было возразить. Их нечем было успокоить. И самое ужасное, что губернатор говорил чистую правду. Виновен.

Сенин поднял глаза и вдруг увидел быстро мелькнувшую тень, а в следующий миг в грудь что-то больно ударило. В него швырнули камень. Это было дико и немыслимо – средневековая расправа на далекой космической колонии. И руководил ею человек, которому следовало быть самым разумным и взвешенным из всех – губернатор!

Сенин, держась за грудь, сделал шаг назад. В него полетел второй камень, он увернулся. Он видел, что пружина человеческих нервов натянута до отказа, и сейчас толпа ринется на него.

Сенин повернулся и бросился бежать. Куда бежать, он не знал, и не думал об этом. Главное – бежать. Толпа сорвалась за ним с многоголосым криком, переходящим в вой.

Взрыв, которого опасался Сенин, наконец случился. И поиск виноватых оказался скорым.

Он бежал посередине улицы, встречные останавливались и с изумлением смотрели вслед. Из толпы их звали присоединяться. Сенин знал, что не сможет бежать вот так бесконечно. Он готовился встретить телом яростный удар толпы. Тело казалось хрупким и беззащитным, как сухая ветка.

За углом взревел мотор, и наперерез ему вылетел джип.

– Сюда, быстрей! – крикнул из кабины Гордосевич, распахнув дверцу.

– Уходим, – выдохнул он, когда Сенин прыгнул на сиденье. – Я твои вещи назад побросал...

– Нет, не уходим. Там остался биолог, они же его в клочья порвут.

Гордосевич хмуро поджал губы, однако спорить не стал. До крепости было метров сто по прямой, но он вывернул руль и пошел в объезд, чтобы сбить с толку толпу. Сенин тем временем отчаянно давил на клавишу радиобрелка. Биолог долго не отзывался.

– Валенски, ты меня слышишь? – крикнул он, наконец.

– Да-да, слышу, – донесся удивленный голос.

– Вопросов не задавай. Немедленно выходи со всем своим барахлом на улицу и жди нас.

– А что?..

– У тебя тридцать секунд! – рявкнул Сенин и отключился.

Когда они подкатили к крепости, у входа было пусто. Валенски не вышел.

– Мы не можем ждать долго, – нетерпеливо сказал Гордосевич. – У них, между прочим, тоже машины имеются, и побыстрее нашей.

Сенин положил руку на руль.

– Будем ждать, – сказал он.

Гордосевич вздохнул и принялся нервно барабанить ногтями по панели. Потом протянул руку назад и переложил на колени автомат.

– Сможешь стрелять по людям? – спросил Сенин.

Боец неуверенно пожал плечами.

– Там гель, – сказал он.