Но эта мысль быстро улетучилась. Стоны доносились из кабинета хозяина и сопровождались шумами. Тут присутствовал какой-то скрип, чье-то тяжелое неровное дыхание и невнятное бормотание. Нет. Это, похоже, женские стоны, но не Маринины. Когда до Виктории дошло, в чем дело, она одеревенела прямо посреди гостиной. Стояла, слушая возню в кабинете, и была не в состоянии сделать даже шага в какую- либо сторону. Внутри все загорелось, как если бы она хлебнула сильно наперченного супа. Сознание того, что Макс, отправив ее и детей, привел даму и трахает у себя в кабинете, ударило Викторию по голове так сильно, что она почувствовала боль в затылке. Сама мысль никак не желала сразу уместиться в голове, а стучала сверху, ритмично и больно. Виктория бессознательно схватилась за первый же подвернувшийся вариант: возможно, это не Макс вовсе, а наоборот, его наглый братец Никита. А что? Воспользовался отсутствием домочадцев и привел женщину. На него это похоже. От подвернувшейся мысли несколько полегчало. Стоны в кабинете участились и теперь сопровождались свистом, как если бы находившиеся там бежали длинную дистанцию и им не хватало воздуха.

Виктория на цыпочках попятилась назад, стараясь не шуметь. Поскольку она пятилась спиной, то, добравшись до двери, она протянула назад руку, чтобы не налететь на косяк. Ее пальцы нащупали в темноте что-то прохладное и живое. Виктория взвизгнула и тотчас же ощутила на губах чужую ладонь — ей зажали рот! От ладони пахло мужчиной. Викторию стиснула мускулистая рука.

Девушка активно заработала локтями, отпихивая нападающего. Мужчина, чертыхаясь, тащил ее в глубь прихожей. Отчаянно сопротивляющуюся Викторию впихнули в малую гостиную и толкнули на диван.

«Вот при каких неромантических обстоятельствах мне предстоит лишиться невинности», — успела подумать Виктория, прежде чем больно ударилась локтем о напольную вазу. Свет настольной лампы, вспыхнувший в кромешной темноте, заставил ее зажмуриться. Когда она все же сумела открыть глаза — увидела Протестанта. Он стоял перед ней, тяжело дыша. С голым торсом, поросшим на груди темной растительностью. Его грачиные глаза смеялись. Не долго думая, Вика вскочила на ноги и влепила ему пощечину. Грачиные глаза моментально выросли до размеров совиных. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать Виктории, но из большой гостиной послышались женский смех и голос Макса.

Виктория была до того зла, что не отдавала себе отчета в своих действиях. Муж Марины нагло изменяет ей в ее же квартире, а его сумасшедший брат набрасывается на гувернантку как дикий зверь! Куда она попала? Скопище маньяков!

Виктория вскинула руки, чтобы оттолкнуть Протестанта, прошипев первое подвернувшееся: «Придурок!» — но он опередил ее. Пантерой метнулся к лампе и по пути толкнул Викторию в угол дивана. Она приземлилась мягко, не наделав шума, а свет погас прежде, чем Макс и его гостья достигли территории прихожей.

«Что происходит?» — хотела крикнуть Виктория, но успела выплюнуть только короткое «что». Кит кинулся в ее сторону — ее обдало острым запахом его тела — и вдавил ее в диванные подушки. Кит был везде — ее руки были зажаты его цепкими конечностями, его ноги, обтянутые джинсами, как плоскогубцы сдавили Викины бедра.

Но Виктория не собиралась так легко сдаваться. Набрав в легкие побольше воздуха, она вознамерилась позвать на помощь. Но Кит и здесь опередил ее: впился горячими и сильными губами в ее рот, перекрыв ей тем самым все пути к сопротивлению.

Ощутив на своем теле чужую, совершенно бессовестную силу, Виктория начала слабеть. Поцелуй Протестанта, сначала вызвавший в ней целую бурю возмущения, вдруг начал включать неведомые доселе лампочки. Они загорались одна задругой. Вскоре вся Вика могла бы мигать, как новогодняя елка. Кит раздвинул ее губы и языком проник внутрь ее рта. Виктория ощутила мурашки за ушами. Они защекотали шею, побежали вдоль позвоночника, собрались около груди в единый горячий ком и потоком ринулись к животу.

Руки Никиты ослабили хватку и поползли вниз, как бы с удивлением обнаруживая на своем пути что-то мягкое и упругое. Там, где проползала сухая и немного шершавая ладонь Протестанта, у Виктории начинало гореть как после утюга. Достигнув бедра, рука Никиты дошла до разреза на юбке и, перебирая пальцами, двинулась было дальше, но наткнулась на жесткое, обтянутое джинсой колено. Виктории казалось, что она хорошо соображает. Трезво. Она отчетливо слышала, как в ванной зажурчала вода, как Макс и его спутница хлопают дверью холодильника, как потом закрылись в ванной, а через открытую балконную дверь донесся скрип тормозов. Но все эти звуки существовали сейчас сами по себе, без Вики. Как если бы она умерла и душа плавно отлетела бы от тела. Само тело вело себя нехорошо. Предательски. Оно сдавало позиции без боя, и в глубине мечущейся души медленно зрел бунт. Когда пальцы Кита достигли разреза и потрогали Викину ногу в капроновых колготках, а его жесткое колено поехало в сторону, освобождая путь руке, душа Виктории стремительно вернулась в ослабевшее тело. Вика собрала себя в кучу и с непросчитанным усилием толкнула Никиту кулаками в грудь. Он, совершенно не ожидая такого маневра, отлетел к самой стене, неслабо долбанувшись по пути о кресло. Вика вскочила и шустро нашарила на столике выключатель. Теперь она стояла посреди малой гостиной вполне готовая к бою.

— Ты что, маньяк? — без церемоний спросила она.

Его голая грудь покрылась бисеринками пота, и от этого он казался еще более бесстыжим, чем минуту назад. Виктория понимала, что не должна смотреть на него, распластавшегося на полу и совершенно не смущенного ситуацией. Но смотрела.

— Тихо, тихо, — еле сдерживая рвущуюся наружу веселость, шептал Протестант. — И выключи, пожалуйста, свет.

— Сейчас! — гаркнула Виктория, с досадой отмечая, как легко и безошибочно он «пристроился» к ней. Они уже на ты! И в этом повинна только она сама! Не сумела сразу взять правильный тон! — Ты вообще нормальный? В детстве головой не ударялся? — поинтересовалась она.

Кит поднялся с пола, потирая ушибленный бок.

— А сама-то!

— Что ты хочешь этим сказать? — Виктория опешила. Ну и наглость!

Он невозмутимо проковылял мимо нее и выключил лампу.

— Я буду кричать и разобью окно, — пообещала Виктория, отступая в свою комнату.

— Слушай, Виктория, — примирительно начал Никита, — никто не собирается к тебе приближаться, если ты, конечно, обещаешь сидеть тихо.

— Что?!

— Ты же не хочешь, чтобы тебя уволили?

— Это за что?! — Она была совершенно сбита с толку.

— Ну а как бы ты поступила на месте хозяина, если бы нанятая тобой гувернантка начала следить за твоей личной жизнью, вмешиваться в нее? Лично я предпочитаю не диктовать брату, как ему жить и с кем спать. Мне это все равно. И я бы давно спокойно спал, если бы ты не заявилась посреди ночи и не начала бы шарахаться по квартире. Да если бы я тебя не остановил, представляю, какой бы тут произошел эксцесс! Спорить готов, ты собиралась вызвать пожарных или отряд омона, услышав возню в кабинете.

— И это ты называешь «остановил»?! Ничего себе — остановил! Да ты набросился на меня, как тигр на антилопу!

— Хороша антилопа! — хмыкнул Никита. — Ты меня чуть по стенке не размазала! Надо признать, ты, Виктория, далеко не Дюймовочка, хотя в этом, конечно, есть своя прелесть…

До Виктории начало медленно доходить, что на самом деле произошло. Этот ненормальный испугался, что она сломает кайф его чопорному братцу, и поэтому применил к ней те методы, что оказались ближе его вздорной натуре. Господи, да как же Марина жила все эти годы в подобном окружении? Не мудрено заболеть. Семейка что надо.

— И что же, мы должны теперь сидеть в темноте, как воры? — прошипела она туда, где, по ее предположениям, должен был находиться Протестант.

— Зачем же сидеть? — отозвался он. — Можно лечь. Лично я не против.

Виктория с силой толкнула дверь и с ходу вписалась в пианино. Инструмент дрогнул и издал жалобный утробный звук.

— Да шучу я, — успокоил Кит. — Хотя, конечно, если ты начнешь крушить все вокруг, мне придется прибегнуть к силе.

— Убирайся, — посоветовала Виктория, — я буду переодеваться.