бывало и ничего. Бодрило. Но когда настроения не было, это было просто мраком. Даже когда маленькая холодная капля случайно попадала на ее по-детски теплое сонное тело, ее всю передергивало. А в горле или где-то под ключицей — она затруднялась локализовать место — было такое чувство, как будто воткнули гвоздь. В общем, беда с этим обливанием.

Но иногда силы воли проделать этот ритуал хватало не только на понедельник, но и на вторник.

Хотя никаких «проблемных» зон у нее еще пока в помине не было, мама их уже прогнозировала: «Кто предупрежден, тот вооружен». Что означало, что сегодня проблем нет, а завтра будут. Мамин опыт подсказывал, что красота не вечна. А значит, надо успеть ее выгодно вложить. А потом подоспеет и внутреннее содержание. «Куда вложить-то? Куда вложить?» — она нудно, играя свою комическую репризу, приставала к маме. Обоюдным ржанием дело и заканчивалось.

Как-то мама решила, что самодисциплина Миле не по плечу, надо пойти в спортклуб. Это очень удобно. Платишь за год. Ходишь когда хочешь. Сделала уроки — иди. Никогда не опоздаешь. Это то, что надо.

Милка обрадовалась. Они с мамой съездили в дорогущий спортивный магазин и выбрали такую умопомрачительную спортивную форму «найк», что Миле уже просто ради того, чтобы покрасоваться в ней, не терпелось отправиться на тренировку. Белый, с красными полосками, топик подчеркивал ее бюст, а велосипедки занимались пропагандой ее нижней части. Мама покачала головой и удрученно, как Кассандра, сказала:

— Все мужики свернут шею и уронят штанги себе на ноги. И еще хорошо, если только на ноги… Может, Милка, лучше в бассейн, чтобы по уши в воде, и никто не пострадал?

— Ага, — ответила Мила. — С этой косой дурацкой сама ходи в бассейн. Она же не в одну резиновую шапку не влезет! А если и влезет — буду, как двуглавый орел. Нет уж, спасибо!

Пошла она в клуб с большим воодушевлением. Уроки были веселые, инструкторши выглядели классно. А главное, очень темпераментно орали. Как-то вообще, а не на кого-то ленивого. На одну девушку она долго смотрела в чуть приоткрытую дверь зала, замерев на тренажере. Та была маленькая, в красном комбезе, с длинными белыми волосами и осипшим низким голосом. Она заставляла всех своим примером качать мышцы и все время орала: «Давай! Давай! Не замерзай!» При этом она считала в каком-то странном порядке: «Пять, четыре, два, один, давай!» И Мила, как зачарованная смотрела… А потом лениво переползала с одного тренажера на другой. Все-таки самостоятельная работа над собой ей давалась плохо. И потом, она немного стеснялась ритмично раздвигать ноги прямо перед лицом вспотевшего мачо напротив.

Ей нравилось прыгать в группе. Но попадала она каждый раз на другие занятия, к другим инструкторам. И, в общем, как-то не пошло. У всех были разные программы. Она не успевала выучить движения, как приходилось все начинать сначала.

На этой почве у нее неожиданно родилась собственная гениальная теория о сексе. Ей вдруг совершенно понятно стало, что самыми умелыми в любви могут быть только самые верные. Если менять мужчин постоянно, то так и останешься неучем. Все равно, что приходить на разные тренировки по разу.

Вот у них в школе учителя по физике все время менялись. И физику она не знала вообще. Просто не понимала. Оптом. Хоть и старалась как-то к экзамену разобраться. Так вот и с сексом… Предмет нужно учить с одним учителем. Миле эта теория казалась просто гениальной. И она ее пропагандировала. Так сказать, шла против течения. И гордилась этим.

В спортзал она попадала все реже и реже. Никак не могла закончить со своими уроками пораньше. Все казалось, успеет. А потом откладывала тренировки на завтра. Вечером маме даже боялась говорить, что опять не успела. Абонемент был недешевый, а клуб элитный. Врала, что была. А маме ловить ее на слове было некогда. Пропадала на работе. А если была дома, то рисовала эскизы костюмов к новому историческому фильму. Восемнадцатый век был ее слабостью. И в такие проекты она всегда старалась вписаться. Да и гонорары за костюмный фильм были на порядок больше. Еще бы — одно дело напокупать на рынке кожаных курток для братвы в какой-нибудь сериал. И совсем другое — придумать, нарисовать и найти ткань для суперсложного платья императрицы. В работу она уходила с головой. И прогул тренировки любимой дочерью уже не замечала. Не маленькая все-таки.

А то, что дочь немаленькая, Наташа узнала не сама. Ей об этом сказали. А дело было так. У Милки сел мобильный. А они с Настей, Мельниковым и Ляховицким задержались после концерта. Сначала пошли в какое-то кафе, а потом застряли в пробке. Звонить родителям Миле и в голову не пришло. Она о них забыла. Вот так. Честное слово. В этот момент у нее была своя жизнь. Разве могла она предположить, что мама сходит с ума. И даже звонит в справочное несчастных случаев и в милицию. «У меня пропала девочка!» — нервно сказала мама дежурной. Та откликнулась со всей душой «Сколько девочке лет?». «Семнадцать» — ответила мама.

На том конце провода повисла маленькая пауза. А потом маме сказали значительно веселей: «Взросленькая у вас девочка». И успокоили. Придет. Время детское. Вот тогда-то озадаченная мама и прониклась этой новой мыслью: «Девочка-то, оказывается, у меня взросленькая!» Она даже и не ругала ее, когда та вернулась. Просто рассказала всю эту историю. И Мила сама сделала из нее выводы. И что раз «взросленькая», то значит, и ответственная должна быть.

Мила дописала в дневнике последнюю фразу. Застыла, глядя на розовую полоску у горизонта, и почувствовала, как все-таки, несмотря на эйфорию, хочет спать.

Будильник поставила на семь.

Сегодня она опять начинала новую жизнь. Самсара, как называл это отец. Бесконечное колесо перерождений.

— Евлаша, а, Евлаша, так я с тобой пойду?

— Ой, даже не знаю, барынька. К лицу ли вам туда ходить? Ведь как зачнут мужички хлестаться, так ведь не клюквой измажутся. В прошлый год как морс побежал по лицам-то, так две бабы таракановские без чувств и завалились. А как же вам, барыне молодой? Смотреть ведь — страсть!

— Страсть, говоришь? Тоска-страсть… Вот что, Евлаша, ты как хочешь, а я пойду…

Проселочная дорога юлила так и сяк между холмами перед тем, как войти в старый казенный лес. Не больно хотелось ей слушать скучную болтовню старых сосен да еловое пожилое ворчание. То ли дело бежать открытыми лугами, где молодая трава и юные цветы только в эту весну увидели белый свет. И