расчетом, чтобы выиграть время и создать предпосылки для конечной победы. Первый пример касался Тильзитского мира (1807), когда Наполеон обязал разбитых пруссаков давать ему войска для завоевания других народов. Говоря об этом, Ленин заметил: «До этого дело дойдет и у нас, если мы будем только надеяться на международную полевую революцию. Смотрите, чтобы история не довела вас и до этой формы военного рабства» («Седьмой экстренный съезд РКП (б). Стенографический отчет». Москва, 1962, стр. 21).
Второй пример Ленин взял из истории большевизма, когда по решению ЦК большевистские депутаты III Государственной думы (1907) вынуждены были принять присягу на верность царю, так как депутаты, отказывающиеся принять такую присягу, считались выбывшими из Думы, Ленин говорил, что «подписывая (тогда) монархические бумажки, мы переживали то же самое в маленьком масштабе по сравнению с теперешним» (там же, стр. 17). Ленин заключил свой доклад словами:
«Мир есть передышка для войны… Я еще раз скажу, что готов подписать и буду считать обязанностью подписать в двадцать раз, в сто раз более унизительный мир… Ловите передышку, чтобы поддержать контакт с дальним тылом, там создавать новые армии» (там же, стр. 22, 24).
Впервые в этом докладе о мире Ленин сформулировал свой знаменитый тезис о невозможности, в принципе, мирного сосуществования Советской России с капиталистическим миром и о задачах большевиков организовать международную революцию. Этот тезис гласит:
«Международный империализм со всей мощью его капитала… ни в коем случае, ни при каких условиях не мог ужиться рядом с Советской республикой… Тут конфликт является неизбежным. Здесь величайшая трудность русской революции, ее величайшая историческая проблема: необходимость решить задачи международные, необходимость вызвать международную революцию, проделать этот переход от нашей революции, как узко национальной, к мировой» (там же, стр. 11).
Для осуществления этой исторической миссии большевизма Ленин и хотел сохранить советскую власть, пользуясь продолжающейся войной между «двумя группами империализма» – между Антантой и Четверным союзом. Не в том Ленин расходился с оппозицией, что надо организовать мировую революцию, а в том, как и когда ее организовать. Ленин был за сохранение советской власти, как базы мировой революции, «левые коммунисты» были за организацию мировой революции даже ценой риска потери советской власти.
Контраргументы Бухарина против заключения мира были не менее убедительны, чем аргументы Ленина за мир. Прежде всего, Бухарин проанализировал причины разложения армии, которая действительно не желает воевать. Даже тот знаменитый гегемон революции – пролетариат – тоже не хочет воевать. Почему? Бухарин отвечает:
«У нас на всех собраниях, на всех митингах, на съездах всюду и везде выставлялся в качестве ударного только один тезис, что сейчас никакая война невозможна… Я утверждаю, что в значительной степени та деморализация, которая сейчас наблюдается среди пролетариата, возникновением своим в значительной степени обязана нам самим». И дальше: «Ведь когда мы были в оппозиции, когда Керенский всячески взывал к защите отечества, мы всячески разлагали волю к защите этого отечества» (там же, стр. 36, 38).
То была горькая правда, которую Ленин хотя и признал, но отнес ее на счет всей партии, в том числе и Бухарина. Ленин сказал:
«Когда теперь Бухарин громит нас за то, что мы деморализовали массы, он абсолютно прав, только он себя громит, а не нас» (там же, стр. 110).
Бухарин считал, что заключая мир на немецких условиях, Ленин только помогает германской коалиции продолжать войну, ибо «империалисты австро-германской коалиции могут вести эту войну только при одном условии, только при условии беспощадной расправы с Россией – просто-напросто по чисто экономическим соображениям… ибо для того, чтобы вести войну против Англии, ей необходимо сырье, ей необходим хлеб» (там же, стр. 28). Бухарин указывал далее, что этим же русским хлебом кайзер хочет накормить не только армию, но и немецких рабочих, которых как раз тяжкая экономическая катастрофа в Германии толкает к своей собственной революции. Что же касается тезиса Ленина о «передышке», то Бухарин считает всю аргументацию Ленина, связанную с этим тезисом, совершенно несостоятельной. Бухарин говорил:
«Если тов. Ленин говорит: 'Берите передышку хотя бы на несколько дней, говорит, что именно такая передышка нам предстоит' – я утверждаю, что овчинка не стоит выделки… она ничего нам не даст, потому что ни перестроить железных дорог, ни обучить население стрельбе, ни наладить транспорт, ни наладить экономическую жизнь, т. е. разрешить все те главные задачи, о которых говорил тов. Ленин, в несколько дней нельзя» (стр. 30).
Какие у Ленина «минус-пункты»? Бухарин их подсчитал так: признавая независимость Украины и ее отделение от России, Ленин лишает страну ее главной хлебной и угольной базы; отказываясь от Прибалтики, Ленин лишает страну ее выгодной стратегической позиции; признавая по договору неприкосновенность иностранного капитала в России, с которым тесно связан русский капитал, Ленин тем самым аннулирует декрет революции о национализации промышленности; отказываясь по договору от революционной пропаганды в других странах, Ленин отказывается от всей программы большевиков в отношении мировой революции; беря по договору на себя обязательства поддержать немецкую позицию «независимости» Персии и Афганистана, Советская Россия берет на себя роль колониального жандарма германского империализма против английского империализма. Таковы были «минус-пункты», которые насчитал Бухарин у Ленина. Бухарин сказал, что немцы «отнимают у Советской России самое существенное, самое жизненно необходимое, как раз то, из-за чего мы и могли бы по аргументации т. Ленина идти на передышку и подписание мира» (там же, стр. 31).
Смешным, сентиментальным, совершенно не большевистским, а оппортунистическим считал Бухарин и аргумент Ленина о том, что он «готов подписать мир в двадцать раз, в сто раз более унизительный, чтобы получить несколько дней для эвакуации Петрограда», ибо «я облегчаю этим мучение рабочих, которые иначе могут подпасть под иго немцев» (там же, стр. 22). Бухарин отвечал, что это рассуждение Ленина «как раз есть фраза, не холодный расчет, а самое настоящее увлечение чувством, конечно, очень хорошим чувством, но далеким от холодного расчета, который говорит нам, что в случае необходимости мы можем и должны пожертвовать десятками тысяч рабочих. Ведь так всегда рассуждают оппортунисты всех стран: «не нужно выходить на улицу, потому что может пролиться кровь» (там же, стр. 32-33). Разумеется, большевистская правда в данном случае была на стороне Бухарина, а не Ленина. Этот пример показал и самому Ленину, что ученики начинали явно превосходить учителя. Это было симптоматично, что такую постановку вопроса Бухариным Ленин обошел полным молчанием. Не мог отразить Ленин и другой веский аргумент Бухарина, который заявил:
«Ведь в самом деле с первого взгляда ясно, что если бы в договоре были такие условия, как свержение Советской власти, как созыв Учредительного собрания и т. д., то мы не могли бы его подписать» (там же, стр. 31).
Да, отвечал Ленин, в этом случае мы продолжали бы революционную войну; но когда его спрашивали, почему же он не может ее продолжать в условиях, когда немцы отнимают у России «самое жизненно важное», когда Россию расчленяют, правда, пользуясь лозунгом тех же большевиков о «праве народа на самоопределение», – на эти вопросы Ленин не отвечал, да и не мог отвечать.
Один исключительно важный, в данных условиях даже решающий, аргумент (как это показали последующие условия) Бухарин и его сторонники совершенно игнорировали – это гарантия союзников России оказать ей необходимую материальную помощь для совместного продолжения войны до победного конца против Германии. Как раз в этом вопросе бухаринцы проявляли всю догматическую беспомощность и наивность своего политического мышления – они считали принципиально недопустимым для революционеров пользоваться помощью «англо-американских империалистов против германских империалистов». Вот здесь Ленин был в своей стихии – он вполне допускал возможность пользоваться такой помощью, для него всегда было ясно, что «цель оправдывает средства», но он, вероятно, был связан условиями немецкой помощи большевикам в революции или он настолько стал пленником своего идефикса – «передышки», что не допускал иного решения, как полная капитуляция, лишь бы сохранить власть. Однако надо тут же подчеркнуть, что Ленин боялся потерять власть не столько от наступления немцев, не столько от падения Петрограда и Москвы, сколько от внутреннего восстания, главным образом,
