Он опускает глаза на мэра Леджера:

— Подымайся.

Я недоуменно смотрю то на него, то на мэра:

— Что происходит?!

Мэр Леджер медленно встает.

— Похоже, пришел мой час, Тодд, — говорит он с напускной беззаботностью, но я слышу страх в его гуле. — Это был прекрасный город, — говорит он мне. — А я был хорошим человеком. Прошу тебя, помни об этом.

— Да о чем вы? — не понимаю я.

Мистер Коллинз берет его за руку и выталкивает за дверь.

— Эй! — ору я им вслед. — Куда вы его ведете?

Мистер Коллинз заносит кулак, чтобы ударить меня…

И я отшатываюсь.

(заткнись)

Он хохочет и запирает дверь.

Лязгает замок.

И я остаюсь один в башне.

А когда гул мэра Леджера потихоньку утихает, я начинаю различать…

Марш марш марш — из далекой дали.

Подхожу к окошку.

Это они.

Армия завоевателей входит в Хейвен.

Они спускаются по зигзагу дороги, бутто черная река — пыльный и грязный поток, прорвавший плотину. Они идут по четыре-пять человек в ряд, и первый такой ряд скрывается в зарослях у подножия холма, когда последний появляется на его вершине. За ними наблюдает толпа на городской площади: мужчины отворачиваются от помоста и смотрят на холм, женщины выглядывают из переулков.

Марш марш марш становится громче, эхом разносится по улицам города. Бутто тиканье огромных часов.

Толпа ждет. Я жду вместе с ними.

И вот, между деревьев, у поворота дороги…

Появляются они.

Армия.

Первым идем мистер Хаммар.

Мистер Хаммар, который жил на заправке, мистер Хаммар, который думал о всяких гнусностях, мистер Хаммар, который стрелял по бегущим жителям Фарбранча.

Мистер Хаммар ведет за собой армию.

Я уже слышу его: он выкрикивает слова военного марша, чтобы остальные не сбивались с ритма. «Нога!» — вопит он снова и снова.

Нога!

Нога!

Нога на шее!

Они входят на площадь и идут вдоль одного ее бока, оттесняя в сторону мужчин и женщин Хейвена. Мистер Хаммар проходит довольно близко к башне, и я вижу на его лице хорошо знакомую улыбку — улыбку, которая бьет, которая терзает, которая властвует.

И чем ближе он подходит, тем ясней я сознаю.

Эта улыбка — без Шума.

Кто-то выехал из города навстречу армии. Кто-то с большим запасом лекарства. Армия не издает ни звука, если не считать марша и топота.

Нога, нога, нога на шее!

Они идут вдоль площади к помосту. Мистер Хаммар останавливается на углу и начинает строить солдат за помостом: они встают спиной ко мне, лицом к собравшимся на площади горожанам.

Я начинаю понемногу узнавать солдат. Вот мистер Уоллас. Мистер Смит-младший. Мистер Фелпс, хозяин лавки. Люди Прентисстауна и бессчетное множество других.

Армия «шла и росла».

Я вижу Ивана, с которым работал в Фарбранче и который по секрету рассказал мне о сторонниках мэра Прентисса. Он стоит во главе одного из строев, и наглядные доказательства его слов стоят за ним, с винтовками наготове.

Наконец последний солдат входит на площадь и останавливается под последнее слово марша.

Нога на ШЕЕ!

Наступает полная тишина, обдувающая Нью-Прентисстаун, точно ветер.

Где-то подо мной раскрываются ворота собора.

И на помост выходит мэр Прентисс. Он хочет говорить со своим новым городом.

— Сейчас, — чеканит он в микрофон, отсалютовав мистеру Хаммару и поднявшись по ступеням на помост, — вы все напуганы.

Мужчины города тихо смотрят на него.

Женщины в переулках тоже молчат.

Армия стоит начеку, готовая ко всему.

Даже я, оказывается, затаил дыхание.

— Сейчас вы думаете, что вас завоевали. Что надежды нет. Вы думаете, что обречены.

Он стоит спиной ко мне, но благодаря динамикам, спрятанным по четырем углам площади, его голос гремит над городом — а может, и над всей долиной и за ее пределами. Потомушто здесь собрались все, кто может его услышать. Каждый житель Нового света теперь либо здесь, либо под землей.

Мэр Прентисс обращается к планете.

— И вы правы, — говорит он. Честное слово, я слышу его улыбку. — Вас завоевали. Вас победили. Вы обречены.

Его слова несколько секунд висят в воздухе. Мой Шум вскидывается, и несколько человек на площади поднимают головы к башне. Я пытаюсь утихомирить свои мысли, но кто эти люди? Кто эти чистенькие, сытые, довольные жизнью люди, так легко сдавшиеся врагу?

— Но завоевал вас не я, — продолжает мэр. — Не я побил вас и не я поработил.

Он умолкает и окидывает взглядом толпу. На нем белая одежда, белая шляпа, белые сапоги, а поскольку и помост накрыт белой тканью, в ярких солнечных лучах смотреть на него почти больно.

— Вы — рабы собственной лени, — говорит мэр. — Вы пали жертвами собственной беспечности и мягкотелости. Вас погубят… — на этом слове он резко повышает голос, такшто половина собравшихся на площади подскакивают на месте, — ваши собственные благие намерения! — К этому времени мэр расходится не на шутку и тяжело дышит в микрофон. — Вы слабы и беспомощны перед невзгодами этого мира, всего за одно поколение вы превратились в людей, которые легко сдаются даже не врагу, а СЛУХАМ о враге!

Он начинает расхаживать по помосту с микрофоном в руке. Каждый напуганный человек в толпе, каждый солдат, до единого, неотрывно следит за его движениями.

Я тоже.

Он продолжает расхаживать, постепенно повышая голос:

— Такшто теперь вы знаете, что я сделал. Я просто протянул руку и взял. Отобрал у вас свободу, город, будущее. — Мэр смеется, как бутто не может поверить своему везению. — Я-то готовился к войне.

Некоторые из собравшихся смотрят себе под ноги, пряча глаза от остальных.

Интересно, им стыдно? Очень надеюсь, что да.

— Но вместо войны меня встретили переговорами. Которые начались со слов «Умоляем, не делайте нам больно» и «Пожалста, берите что хотите».

Внезапно мэр останавливается посреди помоста.