— Ядерное топливо, сэр, смешивают с сухой глиной до абразования пасты…

— Я знаю, как сделать фугас, полковник Паркер, — говорит мэр, осматривая разрушения. — А вот чего я не понимаю, так это как группе невооруженных женщин удалось подложить его в магазин, охраняемый вашими солдатами?

Полковник Паркер с трудом проглатывает слюну — даже видно, как дергается его горло. Он не из Прентисстауна, стало быть, его подобрали где-то по пути. «Я заодно с теми, за кем сила», — говорил Иван. Но что делать, когда эта сила задает тебе вопросы, на которые ты не можешь ответить?

— Вероятно, то были не простые женщины, — выдавливает Паркер. — Ходят слухи о какой-то…

— Глянь сюда, ушлепок! — кричит мне Дейви. Он подъехал на своем Урагане — Желуде к поваленному дереву, неподалеку от которого мы стоим, через дорогу от взорванного магазина.

Здоровой рукой я дергаю поводья. Ангаррад легко переступает через обломки дерева, гипса, разбитое стекло и разбросанную повсюду еду — такое чувство, бутто магазин терпел-терпел и наконец чихнул. Мы подъезжаем к Дейви: тот показывает мне на светлые щепки, торчащие из ствола дерева.

— Смотри, какой был взрывище! Доски аж по деревьям раскидало, — говорит он. — Вот стервы.

— Они же поздно ночью взорвали, — говорю я, поправляя подвязанную руку. — Никто не пострадал.

— Стервы, — повторяет Дейви, качая головой.

— Севодня же сдайте свой запас лекарства, полковник, — слышим мы голос мэра. Он нарочно говорит громко, чтобы и остальные солдаты услышали про наказание. — На ваших людей это тоже распространяется. Право на личное пространство надо заслужить.

Мэр, не дослушав вялого бормотания полковника, поворачивается к мистеру Коллинзу и мистеру Моргану, что-то тихо им говорит, и они разъезжаются в разные стороны. Затем мэр направляется к нам, хмурый, как пощечина. Морпет тоже зловеще смотрит на наших лошадей. Сдавайся, читается в его Шуме. Сдавайся. Сдавайся. Ураган и Ангаррад опускают головы и пятятся.

Всетаки лошади — сумасшедшие твари.

— Давай я их найду, а, па? — предлагает Дейви. — Стерв, которые все это устроили?

— Следи за языком, — отвечает мэр. — У вас обоих есть работа.

Дейви косится на меня и приподнимает загипсованную левую ногу.

— Па? Ты, может, не заметил, что я еле хожу, а у ушлепка рука…

Он даже не успевает закончить, когда мимо меня проносится что-то странное: из головы мэра бутто вылетает пуля из Шума. Дейви морщится и ненароком дергает поводья, такшто Ураган под ним встает на дыбы и чуть не сбрасывает его на землю. Дейви долго приходит в себя, бессмысленно тараща глаза и отдуваюсь.

Это еще что такое?!

— По-твоему, севодня подходящий день для отдыха? — спрашивает мэр сына, обводя рукой руины вокруг нас.

Само здание местами еще дымится. Взорванное.

(я как могу пытаюсь скрыть эту мысль в своем Шуме…)

(но она бурлит почти у самой поверхности…)

(мысль о мосте, который мы однажды подорвали…)

Я оглядываюсь на мэра, который смотрит на меня так пристально, что я, не задумываясь, выпаливаю:

— Это не она! Честно, это не она!

Он все смотрит и смотрит.

— Я и не думал ее подозревать, Тодд.

Руку мою вчера подлатали довольно быстро: мэр оттащил меня в клинику рядом с главной площадью, где мужчины в белых халатах сделали мне два укола со сращивающим кости лекарством, боль от него была даже хуже, чем от самого перелома, но к тому времени мэр уже ушел, пообещав, что мы с Виолой непременно увидимся завтра вечером (то есть севодня), и я не успел задать ему миллион вопросов о том, почему они с Виолой на дружеской ноге, когда она успела стать лекарем… или как там это называется, и на какие похороны она ушла, и…

(и как мое сердце чуть не взорвалось, когда я ее увидел…)

(и как оно заболело снова, когда она ушла…)

Не успели мы и словом перемолвиться, а Виолы уже нет — ушла в свою жизнь, где больше нет меня, — а я остался один со сломанной рукой. Потом меня отвели в собор, дали болеутоляющее, и я свалился без чувств, еле успев добраться до своего матраса в колокольне.

Я не проснулся, когда мэр Леджер вернулся с работы со своим серым Шумом, полным жалоб о сборе мусора. Не проснулся я и к ужину: мэр слопал обе порции. Ночью я не услышал даже лязга запирающегося замка.

Зато меня разбудил оглушительный БУМ! сотрясший весь город.

И уже тогда, сидя в темноте и мучаясь тошнотой от болеутоляющих, даже не понимая, что значит этот БУМ! и откуда он взялся, уже тогда я понимал, что все снова поменялось, и мир — не тот, что раньше. Опять.

Ну и конечно, на рассвете мы с мэром и несколькими его людьми поехали осматривать место взрыва. Я гляжу на него, сидящего верхом на Морпете. За спиной у него светит утреннее сонце, и мы стоим в его тени.

— Наша встреча с Виолой не отменяется? — спрашиваю я.

Наступает долгий миг: мэр целую вечность смотрит на меня.

— Господин президент! — окликает его полковник Паркер, пока его солдаты снимают доски, прибитые взрывом к стволам деревьев.

На стволе что-то написано.

Хоть я и не умею…

Короче, я много чего не умею, но уж эту букву в состоянии прочитать.

Синей краской на стволе выведена единственная буква.

«О». Просто «О».