спэкл от боли шипит — и одним движением превращает ее в 0001-ю на всю оставшуюся жизнь.
Из-под ленты течет кровь. Кровь у 0001-й красная.
(это я уже знал)
Придерживая запястье второй рукой, она отходит — все еще глядя на меня, не мигая, все еще не издавая ни звука, — безмолвная, точно проклятье.
Никто из спэклов не сопротивляется. Они молча ждут своей очереди и смотрят, смотрят, смотрят. Время от времени перецокиваются друг с другом, но никакого Шума, никаких волнений, никакого сопротивления.
Дейви от этого ярится все сильней и сильней.
— Клятые твари, — говорит он, долго-долго не отпуская щипцы — как бутто хочет узнать, долго ли спэкл может шипеть от боли. А когда шипение замолкает, держит еще пару секунд.
— Ну что, нравится, а? — орет он в спину уходящему спэклу. Тот держится за запястье и безмолвно смотрит на нас.
Следующий в очереди — 0038-й. Он высокий, наверняка мужского пола, худой и отощавший от голода, потомушто даже дураку ясно, что такого количества корма недостаточно для полутора тысяч спэклов.
— Нацепи ленту ему на шею, — говорит Дейви.
— Что? — Я выпучиваю глаза. — Нет!
— Сказал, на шею!
— Не бу…
Дейви внезапно бросается вперед, бьет меня по голове щипцами и отбирает у меня связку с лентами. Я падаю на колено, хватаясь за голову… и от боли несколько секунд не могу даже поднять глаза.
А когда всетаки поднимаю, уже слишком поздно.
Дейви заставил спэкла встать на колени, обернул ленту вокруг его шеи и теперь туго закручивает щипцами. Солдаты на стене гогочут, а спэкл хватает губами воздух и держится за ленту, из-под которой уже выступила кровь.
— Хватит! — ору я, пытаясь встать на ноги.
Но Дейви щелкает щипцами, и спэкл валится в траву, громко задыхаясь. Его лицо начинает зловеще наливаться краской. Дейви стоит над ним и просто смотрит.
Тут я замечаю в траве болторез: кидаюсь к нему, хватаю и лечу обратно к 0038-му. Дейви пытается помешать, но я замахиваюсь болторезом, и он отпрыгивает, а я встаю на колени рядом с 0038-м и пытаюсь поддеть ленту болторезом. Дейви затянул ее слишком туго, а спэкл так мечется по земле, что я в конце концов вырубаю его кулаком.
Я разрезаю ленту. Она отлетает, во все стороны брыжжет кровь и летят ошметки кожи. Спэкл вдыхает с таким громким хрипом, что ушам больно, и я отшатываюсь, все еще держа в руках болторез.
Глядя, как 0038-й пытается дышать — возможно, понапрасну — и как Дейви грозно нависает надо мной с щипцами в руках, я внезапно замечаю громкое цоканье вокруг нас, в толпе спэклов. Именно в этот миг, именно теперь, неизвестно почему…
Они бросаются в атаку.
Я чувствую легкий удар по макушке — спэклы ведь тонкие, легкие и слабые.
Но здесь их полторы тысячи.
И они налетают волной — такой плотной, что меня бутто захлестывает настоящий вал.
Снова кулаки, удары и царапины по лицу и шее. Меня окончательно валят на землю хватают за руки-ноги за одежду и за волосы а я кричу и воплю и тут один спэкл выдергивает болторез и бьет меня с размаху по локтю адская боль и я вжимаюсь в траву со всех сил…
А в голове только одна мысль, одна идиотская мысль…
Почему они напали на
(но они знают, знают…)
(они знают, что я убийца…)
Раздается вопль Дейви, а следом — выстрелы со стен. Опять удары, царапины и выстрелы. Спэклы начинают разбегаться в стороны, но я это скорее слышу, чем вижу — от боли, пульсирующей в локте, у меня потемнело в глазах.
А на мне остался один спэкл, он царапает меня что есть сил, пока я лежу лицом в траве. Наконец мне удается развернуться, и хотя вокруг все еще гремят выстрелы и пахнет порохом и спэклы бегут и бегут, этот спэкл остается сидеть на мне, все царапается и молотит меня кулаками.
В ту самую секунду, когда я понимаю, что это 0001-я, самая первая в очереди, первая, к которой я прикоснулся, раздается выстрел, и она падает в траву рядом со мной. Замертво.
Дейви стоит над нами с пистолетом в руке, из дула все еще идет дымок. Нос и губа у него разбиты в кровь, царапин ему досталось не меньше, чем мне, и он тяжело припадает на одну ногу.
Но улыбается:
— Спас те жизнь, а?
Выстрелы не смолкают. Спэклы все бегут, но спрятаться им негде. Они падают, падают и падают как подкошенные.
Я смотрю на свой локоть:
— Кажется, мне руку сломали.
— А мне ногу, — говорит Дейви. — Езжай к па. Скажи ему, что случилось. Скажи,
Дейви не смотрит на меня, он продолжает стрелять, чудом удерживаясь на ногах.
— Дейви…
— Пошел! — кричит он. От него исходит какая-то зловещая черная радость. — У меня тут работка осталась. — Дейви снова выстреливает. Еще один спэкл валится в траву. Всюду уже лежат трупы.
Я делаю шаг к воротам. И еще один.
А потом — бегу.
С каждым шагом в руке отдается боль, но Ангаррад встречает меня знакомым жеребенок и ласково обнюхивает влажным носом. Она сгибает передние ноги в коленях, чтобы я мог залезть в седло, ждет, пока я усядусь как следует, и пускается стремительным галопом — не помню, чтобы она когда-нибудь так неслась. Здоровой рукой я держусь за ее гриву, а больную прячу у живота и изо всех сил пытаюсь сдержать рвоту.
Поднимаю глаза: женщины в окнах домов провожают меня долгими взглядами. Мужчины тоже смотрят на мою лошадь, на мое окровавленное лицо.
Интересно, кого они во мне видят?
Одного из чужих, врага?
Кто я для них?
Я зажмуриваюсь, но тут же теряю равновесие и едва не вываливаюсь из седла. Открываю глаза.
Ангаррад мчит меня по дороге вдоль боковой стены собора: копыта выбивают искры из булыжников мостовой, когда она резко сворачивает на главную площадь. На площади маршируют солдаты. Шума у них нет, но грохот сапог сотрясает воздух.
От всего этого я морщусь и перевожу взгляд на место своего назначения — ворота собора…
И тут мой Шум так резко вскидывается, что Ангаррад встает как вкопанная. Бока у нее все в мыле от быстрой скачки.
Я этого не замечаю…
Мое сердце остановилось…