трактовал эйдосы как особый мир умопостигаемых сущностей, не подлежащих чувственному восприятию. Из первичности идей Платон выводил реальность всего посюстороннего, дифференцируя познание в зависимости от объекта на истинное и ложное. Вслед за античным философом исключительное значение интуитивизму придавала и христианская теология, прежде всего восточная, православная. Именно в рамках интуитивизма сложилось целое направление апофатического богословия, у истоков которого стоял Псевдо- Дионисий Ареопагит (VI в.). В эпоху Просвещения интерес к интуитивной философии значительно ослабевает вследствие утверждения рационалистического мировоззрения. Лишь во второй половине XIX в. в обстановке все более усиливающегося духовного кризиса намечается 'попятное движение' западноевропейской философии от классического рационализма и позитивизма к изначальному интуитивизму и мистицизму. На вершине этого процесса стоял А. Бергсон, который, по словам Шестова, 'позволял себе самые резкие нападки на разум', желая утвердить идею безосновности, сверхчувственности истинного познания.

Лосский всецело примыкал к этой глобальной историко-философской традиции. Однако, соглашаясь с Бергсоном, что познавательный процесс ни в коей мере не обусловливается лишь непосредственной данностью чувств, он в то же время развивал принципиальный тезис об интуиции как целостном знании, охватывающем и разум, и чувства, и волю, постигающем саму сущность жизни. В этом он вполне солидарен с Бердяевым, что свидетельствует об общности их философских исканий.

Ключевой принцип интуитивизма Лосского - 'органическое мировонимание', которое он разрабатывал на протяжении всей жизни. Это

135

миропонимание определялось критическим отношением философа к 'механическим', т.е. материалистическим теориям. Главный их недостаток он видел в том, что они 'атомизируют' мир, распыляют его на бесконечное множество ничем не связанных между собой элементов. Лосский представлял себе мир иначе. Это был некий универсум, в котором 'все существует во всем', целостно и нерушимо. Он обладает качественно единым, 'самодеятельным, изнутри развивающимся, а не только извне упорядочиваемым бытием'. С этой точки зрения, познание представляет собой не что иное, как уяснение глубинного соотношения мировых элементов, их гармонической связи и эволюции.

Согласно учению Лосского, познанный объект, даже если он составляет часть внешнего мира, включается непосредственно сознанием познающего субъекта в структуру личности и поэтому понимается как существующий независимо от акта познания. Познавательный объект как бы дифференцируется, удваивается в гносеологическом и психологическом плане, вследствие чего отношение субъекта ко всем другим сущностям мира принимает форму гносеологической координации. Гносеологическая координация еще не тождественна познанию, но без нее не бывает и самого познания. Субъектом гносеологической координации, ее главным деятелем выступает личность. Роль и значение личности в познании определяются уровнем и сложностью познавательной процедуры. Возможности отдельных личностей в образовании гносеологической координации не одинаковы. Если духовный потенциал личностей совпадает, возникает 'единодушная жизнь', т.е. конкретная консубстанциональность. При различии возможностей 'группа деятелей подчиняет себя одному деятелю', что порождает иерархический персонализм, соответствующий общемировому, природному иерархизму. Принцип гносеологической координации утверждает нерасторжимость и целостность бытия и познания.

В гносеологии интуитивизма новое измерение получал вопрос о времени. Лосскому был совершенно чужд катастрофизм, отрицание исторического преемства. Он не допускал уничтожения никакой традиции. Для него в настоящем всегда сохранялось прошлое, органически сосуществуя с будущим. Подобно неоплатоникам, Лосский воспринимал мир и в его тварной сиюминутности, и в его вечной надмирной самотождественности; его время 'позитивно', оно исключает 'потерю любого содержания': '...есть изменение, но нет отмены, нет умирания, есть предшествующее и предыдущее, но нет отпадения в область прошлого, ведущего бытие бледных бесплотных теней'. Органическое миропонимание Лосского включало в единый процесс все движение мира - природное и социальное. Оно в равной степени было и натурфилософией, и культурологией. От целостности мира русский мыслитель шел к целостности культуры, и это составляет его главную философскую заслугу.

Лосский этизирует космос и космизирует мораль, для него бесконечная красота мира неотъемлема от красоты человеческого духа. Его философия напоминает святилище, храм. Здесь все гармонично и целесообразно, служит совершенному идеалу. Но это не католический

136

храм, не готика, где все устремлено ввысь, венчает торжество Божественного над человеческим. Это православная церковь, собор, в котором Божество нисходит до человека, делаясь сопричастником его радостей и страданий. В этом единении - 'Царство Духа', 'совершенное Добро и Красота'. Лосский берет эти понятия в основание своего интуитивизма и преобразует их в систему логики, этики и эстетики.

Таковы общие контуры учения русского философа, пропаганде и разъяснению которого он всегда уделял самое серьезное внимание. Этому он посвятил свои 'Воспоминания', написанные в эмиграции и впервые опубликованные в Мюнхене в 1968 г.

5. Л.И. Шестов (1866-1938). В творчестве Шестова объемно и всеохватно высветилась одна тема - трагическая сущность человеческого бытия, неизбывность и постоянство человеческого страдания. Недаром Шестовым впоследствии так заинтересовались западные экзистенциалисты. 'Трагедии из жизни не изгонят никакие общественные переустройства, - писал он еще в книге 'Достоевский и Нитше (Философия трагедии)' (1903), - и по-видимому, настало время не отрицать страдания, как некую фиктивную действительность, от которой можно, как крестом от черта, избавиться магическим словом 'ее не должно быть', а принять их, признать и, быть может, наконец, понять'. Эта тема проходит через все его основные сочинения: 'Апофеоз беспочвенности (Опыт адогматического мышления)' (1905), 'На весах Иова (Странствования по душам)' (1929), 'Афины и Иерусалим. Опыт религиозной философии' (1951), 'Умозрение и откровение' (1964). Шестова раздражала сама бердяевская формула 'прорыва к смыслу через бессмыслицу', он был слишком подавлен громадностью и неотвратимостью человеческого страдания, чтобы сохранить какое бы то ни было доверие к разуму, мышлению. Он не желал 'убаюкивать себя и свои тревоги соображениями о великих завоеваниях человеческого ума' и с бесконечным почтением становился на позиции Белинского, который потряс его своим бунтом против 'Егора Федорыча Гегеля', против самоочевидностей, пропистых истин, всего того, что освящено наукой, моралью, философией4.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату