[авт. орф.]
Однажды весенним вечером, спустя совсем немного времени после того, как были написаны те слова, Томас позвал сына посидеть с ним у костра. Он был пьян. Эйб понял это еще до того, как присел на пень и почувствовал жар огня. Отец всегда разводил костер, когда испытывал желание надраться.
— Я хочу рассказать про твоего деда.
Это была одна из историй, которые он любил рассказывать пьяным: история о том, как он видел жестокое убийство собственного отца и какой глубокий след оно оставило в его душе. К сожалению, до удобной кушетки Зигмунда Фрейда оставалось еще несколько десятилетий. А в ее отсутствие Томас лишался всякой возможности на здравый самоанализ, скудная на ощущения жизнь человека в пограничных землях оставляла его один на один с его страхами: и ему оставалось только мутное вонючее пойло, которое он употреблял досуха. Единственным утешением Эйба было то, что отец владел даром великолепного рассказчика, умело оживляющим каждую деталь в своей истории. Он подражал акцентам, подражал жестам. Менял тенор голоса и ритм повествования. Он был прирожденным исполнителем.
Такую версию Томас еще не рассказывал.
История началась как обычно, в один жаркий день, в мае 1786 года. Томасу было восемь. Он и двое его братьев, Исайя и Мордекай вместе со своим отцом расчищали четырехакровый участок леса недалеко от фермерского домика, который они же и помогли ему построить несколько лет назад. Томас наблюдал, как отец вел маленький плуг, взрыхляя землю вдоль прямой линии за Беном, старым ломовым конем, что принадлежал их семье еще с войны. Горячее солнце окончательно село за горизонт, покрывая долину реки Огайо легким, синеватым светом, но все равно было
До этого места Эйб знал каждое слово. Следующая часть должна была начаться с того, что они услышали воинственный клич шони. Потом старый ломовой конь вздыбался и сбрасывал Томаса на землю. Он убегал в лес, откуда видел смерть своего отца. Но шони не появились. В этот раз. Это была уже другая история. Ее Эйб пересказал в письме к Джошуа Спиду более двадцати лет спустя.
—
Раздетый по пояс Авраам находился у самого края расчищенной деляны, в аккурат там, где начинались деревья, когда рядом, из леса, не более чем в двадцати ярдах от места, где они работали, послышался
Они тоже слыхали много историй. О вооруженных бандах шони, преследующих беззащитных поселян, убивающих белых женщин и детей без разбора. Сжигающих дома. Снимавших скальп по живому. Борьба за земли продолжалась. Индейцы были повсюду. И они не отличались избытком осторожности.
Звук шороха стал другим. Теперь верхушки деревьев изгибались, словно кто-то прыгал между ними, с одной на другую.
Авраам все еще сражался с ремнями, когда Томас увидел нечто белое, прыгающее с вершины одного дерева на вершину другого. Размером и обликом он был похож на человека.
Томас увидел, как он взмыл в воздух и полетел в их сторону, он испугался и не мог кричать. Испугался так, что не мог предупредить отца о его приближении. Прямо к нему. Прямо сейчас.
Томас с усилием встал на ноги, в голове шумело, а запястье (хотя он понял это лишь несколько часов спустя) было сломано. Призрак стоял в пятнадцати или двадцати футах, спиной к нему. Склонился над его отцом, величественный и спокойный. Сияющий, словно Бог. Упивающийся беззащитностью жертвы.
Аврааму- старшему только что исполнилось сорок два. Хорошая наследственность сделала его высоким и плечистым. Тяжкий труд — мускулистыми жилистым. Он ни разу не проиграл в борцовом поединке или драке, и проклял бы себя последним словом, если бы проиграл теперь. Он подобрал ноги («
Мальчик провел свинг по голове Авраама.
