И часто-часто песней, нами спетой,Мы умиляли старика Дамета.Но ты, пастух, ушел, и увидатьДрузьям тебя не суждено опять,И эхо о тебе горюет в гротах,Над сводами которых балдахинСплели лоза и тмин.Ни заросли орешника, ни ивыЛиствою говорливойВ ответ на твой напев не зашумят.О Люсидас, страшней, чем тля для розыИль клещ, до крови жадный, для ягнятИли для первых мартовских цветовНежданные морозы,Весть о конце твоем для пастухов!Где, нимфы, были вы, когда сокрылиПучины Люсидаса навсегда?Вас не было на склоне, где в могилеЛежит друидов, бардов наших прах,Ни на лесистой Моне,[634] ни в краях,Омытых вещей Ди…[635] Но вправе ль, нимфы,Я вас корить: «Будь с ним вы…»?Чем вы могли смягчить удел его,Коль даже Каллиопа не сумелаСпасти от смерти сына своего,[636]Хоть мир о нем и пролил море слез,Когда певец толпой осатанелойБыл брошен в Гебр и к Лесбосу унесПоток его растерзанное тело?Зачем избрал, в отличье от иных,Наш Люсидас пастушескую долю,Зачем ценою бдений покупалЩедроты муз, на милости скупых,А не играл с Неэрой на приволье,Амариллиде[637] кудри не трепал?Для славы? Да, того, чьи мысли чисты,Кто суетность утех презрел, онаВедет вперед стезей труда тернистой.Но в миг, когда нам цель уже видна,Слепая фурия[638] рукой узлистойНить краткой жизни обрывает… «Грех, —Гремит мне гневно с неба Феб лучистый, —Отождествлять со славою успех.Не в этой жизни истинная славаСтяжается по праву —Увенчивает ею не молва,А лишь один владыка естества,Всезрящий и всеведущий Юпитер.Лишь в горных сферах, где вершит он суд,Награды или кары смертных ждут».О Аретуза[639] и неспешный Минчо,[640]Клянусь, не оглашал и вас досельНапев, что мне звучит с зенита нынче…Но тс-с, моя свирель!Я слышу, как трубит герольд пучины.[641]Твердит он, что причинаНесчастья с Люсидасом — не Нептун,И учинить допрос спешит стихиям.Валы и ветры вопрошает он,Кто пастуха посмел сгубить бесчестно.Им это неизвестно,И Гиппотад[642] дать слово принужден,Что целый день безветрие царило,Был воздух тих, зеркально лоно волн,И в них Панопа[643] с сестрами шалила.За то, что сгинул друг наш благородный,В ответе лишь один его негодный,Построенный в проклятой спешке челн.Вот шествует в короне тростниковойПреданьями воспетый Кем[644] с челом,Где скорбь запечатлелась, как на томЦветке, что носит знак ее багровый.[645]Он плачет о наперснике своем,А сзади водяногоИдет ценитель галилейских водС двумя ключами[646] (ибо отворяетОн золотым, железным запирает)И сокрушенно митрою трясет:«Как жаль, что добрый пастырь умирает,Но здравствует и процветает тот,Кто не о стаде — о себе радеет;Тот, у кого важнее нет забот,Чем в праздник бражничать со стригалямиДа ссориться с почетными гостями;Кто ремеслом пастушьим не владеетИ, слепоустый, брезгует трудами,Без коих пастуху не преуспеть!Дела мирские — вот его услада.
