там уже никого не было. Мне и Коле одели белые халаты и среди бела дня нам преподали водное крещение. Дождь так же резко прекратился, как и начался, через пять минут после крещения снова ярко светило солнце. На берегу пропели псалом: «Не расскажет ручей говорливый никому моей тайны святой» и мы двинулись назад, в то время как солдаты снова стали идти к реке отдыхать. Нас с Колей окружила молодежь, и мы благополучно вернулись в дом, где еще раз совершили молитву, и я снова вернулся в карцер, а Коля продолжал охранять меня, чтоб я ненароком никуда не сбежал.

После крещения, казалось, весь ад восстал на нас.

Коля с дерзновением рассказывал о Христе, было много слушателей, а противников еще больше. Религиозная пропаганда запрещалась, и вина ложилась на меня, все считали, что я обратил Колю в свою веру, а Коля еще двоих. За каждого уверовавшего мне добавляли срок.

Капитан рассвирепел и предъявил мне ультиматум:

— Или покайся, или начнешь гнить в карцере и догниешь в тюрьме.

Здоровьем я был слабый, при хороших условиях я еще держался, но в карцере давали только хлеб и воду, и я быстро ослабел. Я сравнивал капитана с Гримбергом и не чувствовал особой разницы между ними. Капитан каждый день требовал отречения и покаяния.

Однажды выстроили весь батальон и привели меня.

Чувствую, все это не к добру. Вышел комбат, начал говорить о моем прошлом.

— Григорий был лучший солдат, но попал под влияние религиозной пропаганды и покатился вниз. Он хорошо подумал, осознал и хочет покаяться перед всеми.

Дали мне слово.

— Я верю в Бога, хорошо осознал, что весь мой пройденный путь был промысел Божий и я хочу покаяться. В Евангелии написано: «исповедуй грехи свои» и в своем покаянии я хочу исповедать грехи. Вы все знаете, что раньше я курил, но теперь покаялся, раньше выпивал, но покаялся, я был безбожник, но теперь христианин.

После такого покаяния меня снова отправили в карцер. Однажды приходит ко мне капитан, ласковый такой, улыбается и говорит:

— Я упросил начальство, чтоб тебя освободили, и ты будешь полностью в моем распоряжении, пойдем, с тобой хотят поговорить.

Меня вывели из карцера. Иду по дороге и думаю:

«Так просто, по-доброму уже из рук не выпустят».

Зашли в особый отдел. Разговор состоялся очень вежливый, но я решил отмалчиваться, все равно добра не жди. Прочитали целую лекцию:

— Религия это заблуждение, она умирает вместе со стариками. Это пережитки капитализма, выдумка эксплуататоров. Наука доказала, что Бога нет и верят в Него только забитые, неграмотные люди. В твои двадцать три года ты прошел Крым и Рим, сам знаешь, кому выгодна религия. Ты был первым помощником по политзанятиям и мы хотим восстановить тебя. На работу и в наряд посылать не будем, пусть твоя голова немного проветрится, что скажешь, товарищ капитан?

— Григория я понимаю, невозможно сразу от всего отказаться, для этого надо время. Мы были хорошими друзьями, теперь я прошу вас, дайте мне срок один месяц, пусть Зинченко будет полностью в моем распоряжении.

Клянусь своими погонами, что через месяц я его перевоспитаю, если же нет — сниму свои погоны.

Речь его была уверенная, а я так и не проронил ни слова. Мы ушли. Вскоре он сильно заболел и попал в госпиталь. Врачи признали у него открытый туберкулез легких и через месяц его уволили в запас.

Я не говорю, что Бог его наказал. Благодарю Бога и думаю, что для него это лучше, он поклялся своими погонами, что через месяц их снимет и ровно через месяц он их снял.

Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом. Думал капитан сгноить меня в тюрьме, но я благополучно вернулся домой, после всех испытаний остался христианином.

Думал, что спокойно буду жить, да где там…

Весна 1950 года. Прошло восемь лет скитаний и вот свобода. В армии прослужил пять лет. Дали мне сухой паек на три дня, деньги на дорогу и старую шинель — это вся моя зарплата за пять лет.

Дома, конечно, все изменилось. Оля вышла замуж.

Володя женился и заботу о младших взял на себя.

Тяжелые это были годы, после войны кругом разруха да еще и неурожай.

Остановился жить я в семье брата. Воспоминаниям не было конца и на мой вопрос, как живешь, братишка ответил:

— Хорошо, Ваня с Раей подросли, помогают.

— А хлеб для помощников есть?

— И хлеб есть, и молоко.

Так прожил нахлебником неделю. Потом услышал на кухне голос Паши, Володиной жены.

— Володя, сегодня последнюю муку использовала и картофель на исходе, что будем делать, ведь только апрель месяц и на сирот опять ничего не дали.

— Пойду просить у начальства в долг под новый урожай.

— Володя, ведь это не день и не два, четыре месяца надо прожить.

На завтрак Паша поставила лепешки с молоком. А я и говорю:

— Володя, ты говорил, что хлеб имеешь, а я слышал ваш разговор с Пашей на кухне.

— Тогда, когда ты спрашивал хлеб был, но уже прошла неделя.

— А деньги у тебя есть, чтоб купить муки?

— Какие деньги? В колхозе нам не платят, работаем весь год за трудодни. В прошлом году так заплатили, что до апреля месяца только хватило. Теперь вот буду просить в долг под новый урожай.

Стали мы обсуждать, как дальше жить.

— Жениться надо тебе, Гриша. Но ищи себе невесту побогаче, езжай в город. В нашей деревне одна беднота, да и мне полегче будет. Приданое разделим пополам сестричку я себе оставлю, ей двенадцать лет. А Ваню тебе, он уже взрослый, ему четырнадцать лет, в городе можно устроить на работу.

— Благодарю, Володя, добрая у тебя душа, осталось немного, найти жену, а приданое уже готово. Потерпи немного: семь лет ты их кормил, поил и одевал, пару месяцев пусть моя часть у тебя еще побудет.

Распрощались мы, и поехал я в город. Братишку Ваню, мое «приданое» оставил в селе, а с собой взял совсем немного: солдатскую рубашку, брюки и рваные ботинки — все, что было на мне. На дорогу Паша положила последние лепешки, а в сердце теплилась надежда:

«Все будет хорошо».

Я продолжал молиться. В первый же день нашел работу, устроился в общежитие и получил аванс в долг до получки. В субботу я постирал свою одежду и в воскресенье пошел на собрание к баптистам. Верующих было очень много, около двух тысяч. После служения вся молодежь пошла в парк. Ребят было очень мало. В основном молодежь состояла из сестер, ведь время было послевоенное. В парке устроили обед, каждый принес с собой продукты, только я был гостем. В тот день познакомился со многими. Я еще несколько раз сходил в собрание, а потом перестал. Одежда совсем порвалась и мне не в чем было пойти в собрание, но я не прекращал молиться и свою судьбу передал в руки Бога. Среди множества девчат легко ошибиться в выборе, а Бог знает всех.

Стал я молиться: «Не надо мне богатую жену, как советовал мне мой брат Володя. Пусть она будет бедная, но добрая душой, чтобы много горя уже перенесла, чтобы мое приданое любила». И сегодня я скажу: «Жена мне Богом дана».

Я не знаю, все ли молодые девушки просят у Бога себе мужа, друга жизни, но моя жена решала этот вопрос с Богом.

Жила она в очень большой и бедной семье. Отец у нее был служителем и хорошим христианином. Воспитывал детей в послушании Господу и родителям. Учил любить людей, никогда не носить зла в сердце, прощать людям их недостатки. Родители ее жили в деревне.

Работала она в Райпотребсоюзе калькулятором производства, а потом была переведена на должность