пригодилась и для тебя.
— Фабиан! Ножницы… у меня в кармане. Мораг говорила, что они разрежут все, что угодно!
Несмотря на раненые руки, Фабиан продолжал сражаться с заколдованной паутиной, но без особого успеха. Морвенна с удовлетворением наблюдала за ним. Таня осознала совершенно отчетливо: какой бы прежде ни была эта девушка, теперь она за гранью милосердия и сострадания. Половина столетия в королевстве фэйри не прошла для нее даром. Осталась лишь внешняя оболочка, а внутри клокотали жажда мщения и ненависть — и не было ничего человеческого.
— Все без толку! — сказал Фабиан. В конце концов он прекратил сражаться с Таниными путами и медленно попятился. Судя по выражению его лица, он сдался.
— Прости.
Отступив еще дальше, он развернулся и, не сказав больше ни слова, бросился бежать.
— Куда ты? — закричала Таня. — Не бросай меня! Фабиан, ты трус!
Но он уже исчез.
24
Фабиан мчался сквозь тьму, то и дело спотыкаясь. По выражению Таниного лица он понял: она думает, что он бросил ее; именно такого эффекта он и добивался. Чтобы его план сработал, ей нужно было поверить в это, поскольку, догадайся Морвенна, что у него на уме, она никогда не выпустила бы его из леса живым.
Он услышал, что за ним кто-то гонится. Страх обернулся паникой.
— Оставьте его! — закричала Морвенна в глубине леса. — Мальчишка не важен!
Шум позади медленно стихал и вскоре вовсе прекратился; теперь Фабиан слышал лишь свое неровное дыхание. Внезапно земля пошла под уклон, и он покатился с горки. Послышался звон, и фонарь погас.
— Нет, — залепетал Фабиан, оказавшись в полной темноте. — Пожалуйста, нет…
Но уже было ясно, что отныне фонарь ему не поможет. Он поднялся на дрожащих ногах. В лесу было черным-черно.
— Думай! — приказал он себе. — Успокойся и думай!
Он нажал кнопку на часах, и экран осветился. До полуночи оставалось семнадцать минут.
Опустившись на колени, он принялся ощупывать землю, пока не нашел рюкзак. И только тут вспомнил, что в нем лежит.
Компас!
Чуть не плача от радости, он открыл рюкзак и принялся рыться в нем, пока не нащупал гладкую, холодную медь. Вытащил компас и, подсвечивая часами, посмотрел, куда указывает стрелка. Оказалось, прямо вперед.
Без колебаний Фабиан продолжил путь. Он бежал так, как не бегал никогда; ноги заболели, а легкие начало жечь, словно огнем, но он ни разу не остановился. Каждая секунда была на счету.
Еще дважды он падал, рвал одежду, царапал кожу, но в компас вцепился мертвой хваткой и, поднявшись, снова мчался вперед. Завидев наконец просвет в чаще, он испытал никогда прежде не изведанное чувство ликования и необыкновенный прилив сил.
И вот он уже вышел из леса и понесся к дому.
Таня привалилась к дереву — силы оставили ее. Попытавшись дотянуться до ножниц, она еще больше запуталась в заколдованной паутине, а правая рука оказалась болезненно вывернута за спину.
— Почему ты не пыталась захватить меня раньше? — воскликнула она, чувствуя, что гнев в конце концов пересилил страх. — Ты могла сделать это, когда мы с Фабианом заблудились в лесу.
Морвенна откинула черную прядь. На ее лице возникла совершенно безумная усмешка.
— В тот день я попыталась завести вас далеко в лес, чтобы вы не нашли дороги назад — по крайней мере, до полуночи. Однако потом вам пришли на помощь.
Таня вспомнила, как тогда злилась на Уорика, и всем сердцем пожелала, чтобы он каким-то чудом сейчас появился здесь.
Морвенна рассмеялась, догадавшись, о чем она думает.
— На этот раз тебя никто не спасет. Даже твой дружок сбежал. Зачем ему тут оставаться, раз он выяснил, что его драгоценный дедушка невиновен?
— Заткнись!
— Единственное утешение, что ему никогда не выбраться из леса. Лес Висельника странно действует на смертных. Парень будет день за днем ходить по нему кругами и к тому времени, когда его найдут, превратится в живой труп… если его вообще найдут.
— Как ты узнала в тот день, что это я? — спросила Таня. — Ты же никогда прежде меня не видела!
Последовала короткая пауза, и потом Морвенна ответила:
— У меня свои источники информации.
Таня снова начала вырываться, в отчаянии вглядываясь в окружающие деревья. Но тщетно. Если Рэд все еще была здесь, она очень хорошо спряталась.
Легкие Фабиана готовы были взорваться, когда он пронесся через кухню, даже не закрыв за собой заднюю дверь. Первый этаж, второй… Он остановился перед комнатой дедушки.
В комнате работал телевизор и старик бормотал что-то себе под нос. Фабиан постучал в дверь, тут же метнулся по коридору и спрятался в нише.
Амос неуверенной походкой вышел в коридор.
— Уорик? Это ты?
Фабиан молниеносно откинул гобелен и проскользнул в служебный коридор. Там, в полной темноте ощупывая стену, он двинулся вдоль нее, отсчитывая двери, пока не добрался до комнаты дедушки.
Затаив дыхание, он повернул ручку. Удача была на его стороне.
Служебная дверь открылась, он вошел в заваленную хламом комнату. Главная дверь была приоткрыта, Амоса видно не было. Волна отчаяния нахлынула на Фабиана. Взгляд перебегал с одной груды всякой ерунды на другую. Опустившись на пол, он заглянул под кровать, вытащил несколько картонных коробок, набитых одеждой и газетами, и перевернул их. Имущество дедушки было на месте, в том числе и обручальное кольцо, но вот локона нигде не было.
На столике рядом с постелью лежал альбом с газетными вырезками. Фабиан схватил его, принялся листать страницы. Несколько вырезок упали на пол. Он закрыл альбом и бросил его на кровать. Быстро метнулся к комоду и начал рыться в дедушкиной одежде.
— Где он хранит его, где?
Просто не верилось: он же видел локон, но не уловил связи, такой явной, такой очевидной. Если уничтожить эти волосы, заклинание молодости Морвенны разрушится, а именно ее, понимал Фабиан, она ценила превыше всего. И это единственное, на что он мог рассчитывать.
Не найдя ничего в комоде, Фабиан с силой задвинул последний ящик, и часть одежды вывалилась на пол. В полном разочаровании он пнул ногой коробку, которую не потрудился засунуть обратно под кровать. Она со стуком упала. Фабиан вздрогнул — в коридоре послышались шаги.
— Уорик!
В дверном проеме возник Амос. В его запавших глазах плескалось безумие.
— Я не делал этого! — выкрикнул он. — Я сто раз говорил им, что это не я. Она сбежала!
— Я… Я знаю, — пролепетал Фабиан и попятился к служебной двери.
Амос, подергиваясь, подошел к разобранной постели и опустился на нее.
— Я любил ее, любил ее, — повторял он, покачиваясь.
Его морщинистая рука скользнула под подушку. «Вот оно!» — понял Фабиан.
