очереди посетителей через служебный вход, словно проводя через несколько веков истории. Она не раз обещала себе, что когда-нибудь не торопясь осмотрит эти достопримечательности старушки Англии, если наберется терпения на многочасовую очередь, в которой стояли остальные посетители. Но не сейчас. Сейчас ее устраивало привилегированное положение.
Ее провели прямо в его кабинет. В рубашке, с телефонной трубной в руке, он мерял шагами комнату, волоча за собой шнур и в возбуждении отдавая распоряжения.
— Да, Брайан, я в порядке и моя жена тоже. Спасибо, а теперь заткнись и слушай. Это важно. Сегодня вечером ты получишь результаты нового опроса. Телефонного опроса после паники на бирже. Результату будут удивительные. Они покажут, что правительство опережает оппозицию на десять пунктов, а лично я удвоил свой перевес над Маккиллином. — Он сделал короткую паузу. — Разумеется, на первую полосу, иначе зачем бы я стал сообщать это тебе. Информацию о результатах опроса следует подкрепить редакционной статьей внутри номера. Что-нибудь вроде «Закладные и монархия». Это свалит вину за трудности с фунтом и с падением международного доверия на голову недотепы-короля и тех близоруких политиков, которые поощряли монарха в его глубоко ошибочном, как ты подчеркнешь, решении напасть на избранное народом правительство. Ты меня слушаешь?
Из трубки донеслись приглушенные причитания, и Урхарт нетерпеливо поднял глаза к потолку.
— Ты должен намекнуть, что их беспринципная поддержка короля расколола оппозицию и похоронила доверие к Маккиллину, но еще серьезнее она навредила стране, ввергнув ее в конституционный кризис, который привел к глубоким экономическим потрясениям. Словно нехотя, ты призовешь к широкой ревизии монархии, к ограничению ее власти, влияния, размеров и доходов. Затронь эту тему очень осторожно. Да, время у меня есть. — Он подождал. — А теперь самое главное, Брайан. Будь очень внимателен. Редакционную статью ты закончишь выводом, что создавшаяся экономическая, политическая и конституционная неопределенность требует немедленных решений. Больше нет времени на продолжительные дебаты, на парламентские комиссии и на расследования, во всяком случае, сейчас, когда затронуты жизненные интересы любого акционера и любого домовладельца. Положение требует активных мер. Решение в интересах нации должно быть принято раз и навсегда. Ты выскажешь мнение, что единственным законным выходом для тех, кто правит Британией, являются выборы. Ты понял? Выборы. Он посмотрел на Салли и подмигнул ей.
— Дорогой Брайан, конечно же, это неожиданно, поэтому я и даю тебе возможность подготовить читателей. Но до завтрашнего дня это должно остаться между нами. Никаких намеков букмекерам о ставке на досрочные выборы. Наш с тобой маленький секрет, идет? Звони мне и только мне, Брайан, в любое время дня и ночи, если у тебя появятся вопросы. Договорились? Пока.
С вопросительным выражением на лице он повернулся к Салли. Она ответила серьезной, жесткой, почти хмурой улыбкой.
— И кто ж тебе сделает этот срочный волшебный опрос, Френсис?
— Ты, моя дорогая, ты.
Было уже за полночь, а она сидела перед компьютером с тех самых пор, когда последний из сотрудников ушел домой и оставил ее в офисе одну. Нужно было спокойно подумать.
Чтобы подготовить вопросы, не требовалось ничего необычного, экстраординарного. У нее на полках сколько угодно компьютерных дискет с программами, которые помогут выбрать случайные телефонные номера и потом рассортировать ответы по типу опрашиваемых или по типу ответа, в порядке убывания или в порядке возрастания, с любыми коэффициентами, приписываемыми ответам обитателей дешевых муниципальных квартир или обитателей пригородных особняков, увитых плющом. Можно извлечь ответы только директоров компаний или только безработных. Но она не знала, какие коэффициенты надо ввести, чтобы получить требуемый результат: было ясно, что Урхарт лидирует по популярности, но насколько? А это важно с учетом того, что напишет «Таймс». Когда кругом столько беспокойства и тревоги, это самый подходящий момент, чтобы подтолкнуть повозку.
Салли бродила по своему неряшливому, по-спартански простому царству. Лишнего здесь не было, все излишества остались в приемной. Здесь обдумывалась стратегия. Она прошла мимо открытых кабинок, обитых звукопоглощающей тканью, где завтра усядется команда внештатных сотрудников, каждый перед своим компьютером и телефоном, и начнет звонить по случайно выбранным программой номерам, бездумно зачитывая подготовленные вопросы и столь же бездумно печатая полученные ответы. Они ничего не будут знать, эти случайные люди в рваных джинсах, безработные няньки из Новой Зеландии, которых заботят только не пришедшие вовремя месячные, студенты с молодыми лицами, страстно желающие заработать свои первые деньги. Все, что от них требуется, это поверхностное знакомство с компьютером и способность явиться через два часа после вызова. У них нет ни малейшего шанса узнать, куда пойдет собранная информация, да и не хотят они этого знать. Она шагала по изрядно пострадавшему от времени и от выплюнутой жвачки ковру, примечала отсутствующие кое-где в углах пластмассовые плитки, обнажившие водопроводные трубы, трогала открытые металлические полки, заставленные руководствами по компьютерам и телефонными справочниками, почтовые квитанции, разбросанные повсюду, словно конфетные обертки в ветреный день. Фабрику общественного мнения освещало совсем мало уличного света. Она объясняла это клиентам соображениями безопасности, но правда была в том, что увидели бы они из окон только кучи хлама. Цветы в горшках после недолгой борьбы за существование засохли, и горшки использовались теперь в качестве пепельниц. Таким было ее царство.
Но следовало бы и признать его плюсы, этого обставленного кондиционерами, компьютеризованного, безбумажного царства. Еще несколько лет назад ей пришлось бы перелопачивать тонны бумаги, чтобы делать то, за что ей платили деньги. Теперь достаточно было пошевелить пальцами, нажать на несколько клавиш — нужных клавиш, однако, — и она получала результат. Свой результат. Результат Урхарта. Однако существовала некая закавыка. Уж очень бескомпромиссными должны были быть цифры, которые он уже сообщил Бринфорд-Джонсу. Как бы она ни исхитрялась с параметрами обработки, какие бы коэффициенты ни вводила, требуемый результат не получить простым подбором коэффициентов. Похоже, придется прибегнуть к тому, чего она до сих пор не делала, — к подтасовке результатов. Взять две цифры, одну — популярность правительства, другую — популярность оппозиции, и пройти с ними назад по процедуре обработки. Чуть-чуть перемешать, чтобы получить исходный массив. Если ее уличат в этом, на карьере можно будет навсегда поставить крест, возможно даже уголовное дело о мошенничестве. Значит, лгать, обманывать, скрывать мнение простых мужчин и женщин, злоупотреблять их доверием? И все ради Френсиса Урхарта? Об этом ли она мечтала?
Салли еще раз окинула взглядом комнату с черными стенами, чтобы скрыть трещины, с ее затхлым запахом, который не могли побороть даже дезодоранты для туалетов, с забитыми пылью вентиляционными решетками и подержанной мебелью, кучками пластиковых стаканчиков и пустых пачек из-под сигарет по углам, с красным, особенно ярким среди окружающей серости, допотопным, семидесятых годов пультом пожарной тревоги, который, скорее всего, не сработал бы, даже если бы его бросили в бурлящий Везувий… Она взяла горшок с засохшим цветком, аккуратно общипала остатки листьев, вынула из земли все окурки, привела его в божеский вид, словно это был старый, хотя и непутевый друг, но потом бросила в ближайшую мусорную корзину. Это было ее царство. Но ей этого было мало.
Бессонную ночь в глазах Салли спрятала за дымчатыми очками, только подчеркнувшими ее полные губы и выразительный нос. Когда она вошла в подъезд дома на Даунинг-стрит, охранник толкнул локтем своего коллегу; до них, конечно, дошли разговоры о ней, но сегодня она впервые появилась при свете дня. Кроме того, Элизабет Урхарт была дома. Они ободряюще улыбнулись ей: как жаль, что нельзя обыскать ее на предмет наличия оружия. Об этом можно было помечтать.
Он был в комнате заседаний кабинета министров. Здесь все было иначе, чем тогда, когда они были здесь в последний раз и могли двигаться в полной тьме только благодаря рассеянному свету уличных фонарей, находя дорогу кончиками пальцев и кончиками языков. Сейчас он опять сидел в своем кресле, но для нее секретарша отодвинула стул с другой стороны стола, словно отдалив его на миллион миль.
— Добрый день, мисс Куайн.
— Премьер-министр, — она скромно кивнула головой. Секретарша удалилась.
Он несколько неуклюже развел руками;
— Прости за… рабочие формальности. Сумасшедший день.
