все вокруг было заляпано темной зимней грязью, и даже энтузиазм короля не мог убедить Урхарта, что парки Букингемского дворца когда-либо вернутся к своему прежнему пристойному виду.

Прогулку предложил король. В начале первой еженедельной аудиенции король обнял Урхарта и сердечно поблагодарил его за решение судьбы участка в Вестминстерском аббатстве, обнародованное нынешним утром, — выступающие за сохранение старины группы с такой же энергией приветствовали его, с какой решение критиковали архитектурные светила. Однако, как заметил на заседании кабинета Урхарт, сколькими голосами располагают архитекторы? Король склонялся к мысли, что его вмешательство было полезным, может быть, даже решающим, и Урхарт предпочел не разочаровывать его. Премьер-министров вечно осыпают жалобами недовольных, и приятным разнообразием на этот раз было искреннее, спонтанное одобрение.

Энергия короля переливалась через край, и в свойственной ему спартанской манере, забывая о неудобствах других, он настоял на том, чтобы лично показать Урхарту уже начатые работы по переустройству дворцового парка.

— Столько акров голого, коротко подстриженного лужка, мистер Урхарт, и на нем ни одного гнезда с птенцами. Я хочу, чтобы все это превратилось в заповедник в самом сердце города, хочу воссоздать в Лондоне кусок первозданной природы, прежде чем мы похороним ее под слоем асфальта.

Урхарт старательно выбирал, куда поставить ногу среди свежевспаханной земли и кусков дерна, тщетно пытаясь не увязнуть в ней, но короля эта грязюка приводила в восторг:

— Именно здесь я хочу разбить сад диких цветов, я сам буду засевать его. Вы представить не можете, какое это удовольствие — самому принести корзину земли или своими руками пересадить дерево.

Урхарт вспомнил, что последним зарегистрированным случаем таких собственноручных лесопосадок был эпизод с дальним предком короля, Георгом III, который в припадке безумия вышел из кареты в Виндзорском парке и посвятил в рыцари дуб. Он же потерял американские колонии и в конце концов был заточен в темницу. Но напоминать этот исторический эпизод королю было бы невежливо.

— Все очень просто, я хочу, чтобы в парке было больше диких животных. Для этого нужно правильно подобрать породы деревьев, в некоторых местах дать траве возможность расти до ее естественной высоты, чтобы она могла стать для них укрытием. Вот видите, здесь я развешиваю скворечники. — Он показал на рабочего с лестницей, укреплявшего деревянные ящики на высокой кирпичной стене, огораживающей парк.

Король шагал, опустив голову и сцепив пальцы, словно в молитве, что бывало с ним в минуты задумчивости.

— Знаете, это вполне доступно любому большому лондонскому парку. Это может полностью изменить животный мир нашего города, всех городов страны. В прошлом мы упустили столько возможностей. — Он повернулся к Урхарту. — Я хочу заразить вас этой идеей. Наши еженедельные встречи я хотел бы использовать для обсуждения того, что правительство может сделать в этом плане. И чем мог бы помочь ему я.

— Понимаю, — пробормотал Урхарт. От холода у него свело левую ногу. С озера поблизости взлетела пара уток. «Ружье бы сюда», — подумал он. — Разумеется, сир, это прекрасная идея. Но я бы не хотел дать министру по проблемам окружающей среды повод думать, что мы вторгаемся в пределы его полномочий.

— Согласен, вы абсолютно правы. Именно поэтому я сам побеседовал с министром по проблемам окружающей среды. У меня нет желания делать вам предложения, чреватые для вас затруднениями. Министр сказал, что он в восторге от этой идеи, и предложил регулярно информировать меня о ходе ее осуществления.

Скотина Дики! У него не только нет чувства юмора, но и вообще, похоже, ничего в голове нет.

— Сегодня это только грязное поле, — продолжал король, — но в будущем оно может стать новой дорогой, по которой пойдет все человечество. Вы видите ее?

Урхарт ее не видел. Он видел только кучи земли, наводившие на мысль о свежевырытых могилах. Вода просочилась через швы его туфель, и ему было отчаянно неуютно.

— Вы должны проявить осторожность, сир. Проблемы окружающей среды все больше становятся объектом политической борьбы, и важно, чтобы вы оставались над всем этим.

Король рассмеялся:

— Не бойтесь, премьер-министр! Если бы мне отводилась какая-нибудь роль в партийной борьбе, конституция наделила бы меня правом голоса. Нет, эти вещи не для меня, и в своих публичных высказываниях я буду строго придерживаться самых общих принципов. Моя роль в том, чтобы воодушевлять людей, чтобы напоминать им о светлых целях.

Раздражение Урхарта все росло. Носки уже давно промокли, но неприятно поежиться заставило его не это, а мысль о том, что если с самого верха будет заявлено, что есть цели более светлые, чем цели его правительства, то это неизбежно будет лить воду на мельницу оппозиции. Он промолчал, надеясь, что так приблизит конец разговора. Ему была нужна теплая ванна и порция виски, а вовсе не разговоры о том, как ему делать его работу.

— Я подумал, что мог бы затронуть эту тему в речи, которую мне предстоит произнести через десять дней на заседании благотворительных обществ…

— Тему окружающей среды? — В голосе Урхарта начали проступать нетерпение и раздражение, но король, похоже, не замечал этого.

— Нет-нет, мистер Урхарт. Моя речь должна объединить людей, напомнить им, как многого мы достигли и еще можем достигнуть всей нацией. Самые общие принципы и ничего частного.

Урхарт облегченно вздохнул — очередное воззвание к мамашам.

— Благотворительные общества добиваются таких впечатляющих успехов именно сейчас, когда так много сил, стремящихся расколоть нас, — продолжал король, — на богатых и бедных, на процветающий Юг и кельтские окраины, на пригороды и центры городов. И нет ничего плохого в том, чтобы побудить благополучных, тех, кто в кругу семьи наслаждается безопасностью собственного дома в это Рождество, подумать о тех, кому предстоит спать на улице. В будничной суете мы забываем о менее удачливых, и вам не кажется, что в это время года уместно вспомнить о них? Уместно напомнить всем нам, что мы должны стремиться быть единой нацией?

— И вы собираетесь сказать все это?

— Что-то в этом духе.

— Это невозможно!

Это была ошибка, неудачное слово, вырвавшееся у продрогшего и усталого человека. Ни в каком своде правил это не значилось, но все это знали, им жизненно важно поддерживать видимость согласия, обсуждать, но никогда не спорить, как бы велики ни были их разногласия, потому что в карточном домике, где одна карта опирается на другую, у каждой свое место. Ни короля не должны видеть несогласным с премьер-министром, ни премьер-министра — несогласным с королем. И все же такое случилось. Неосторожное слово перечеркнуло авторитет одного и создало угрозу им обоим.

Лицо короля мгновенно побагровело: он не привык, чтобы ему противоречили. Шрам на левой скуле, след давнего падения с лошади, вдруг сделался видимым и пурпурным, а в глазах появилось явственное раздражение. Урхарт спешно бросился искать пути отступления:

— Вы не можете говорить о единстве нации так, словно его нет. Это будет означать, что у нас две нации, два класса, что пропасть разделяет нас на верхи и низы. Этот термин подразумевает наличие несправедливости и нечестности. А это не так, сир!

— Вы преувеличиваете, премьер-министр. Просто я хочу привлечь внимание к принципу — тому же самому принципу, который ваше правительство только что провозгласило в моем рождественском обращении к Британскому содружеству. Север и Юг, первый мир и третий мир должны объединить свои усилия, чтобы помочь беднейшим, чтобы сплотить разные части мирового сообщества.

— Здесь иное дело.

— Но почему же?

— Потому что…

— Потому что они чернокожие? Живут в дальних уголках мира? Не голосуют на наших выборах,