Так в этот день прошли они верст двадцать, и когда уже вечерело, когда солнце цеплялось уже за острия вершин, гора резко оборвалась, и они круто спустились в низину, покрытую густым лесом.
У подножия огромной, обрывающейся отвесно скалы они наткнулись на остатки костра с не потухшими еще угольями.
Волнуясь, они бросились в кусты, рассчитывая найти кого-либо рядом, и сразу же их глазам представилась странная, поразившая их картина.
На земле лежал человек с полузакрытыми, застывающими глазами. Низко наклонившись над ним, стоял на одном колене какой-то мужичок и вливал ему в рот воду.
При виде подошедших сидевший ахнул, хотел было бежать, но Баратов крепко схватил его за плечи и приказал ему остаться.
— Кто ты такой и кто это лежит?…
В первую минуту мужичок молчал, как бы окаменев, потом, приглядевшись к ним, вздохнул, точно радуясь тому, что это были они, а не кто-либо другие, и, показывая на лежащего человека, ответил:
— Я… я-то вятский. А вот двое каких-то приходили и человека ни за что кончили. Я убег со страха, а потом, когда пришел, гляжу — человек лежит…
Реммер подошел к раненому. Глаза у того были все еще полуоткрыты, и он молчал. Потом, делая над собою огромное усилие, он гневно забормотал что-то, и розоватой пеной окрасились его губы. Реммер уловил несколько отрывистых бессвязных слов:
— На гору надо… надо назад план… они повесили и украли.
— Кого повесили? — спросил, ничего не понимая, Реммер.
Но раненый не смог больше ничего сказать и забормотал что-то совсем непонятное. Он умер скоро, ничего не открыв и не объяснив.
Дядя Иван рассказал следующее.
Совсем недавно он лежал и отдыхал, когда услышал рядом резко спорящие голоса. Тогда он, обрадованный предстоящей встрече с живыми людьми, вскочил, чтобы броситься к ним навстречу, как вдруг шарахнулся и спрятался за кусты, потому что по лесу загрохотал выстрел и тотчас же раздался сильный крик. Через час, когда все стихло, он вышел и нашел умирающего человека. Больше ничего он не знал.
Оба стояли, наморщив лбы, и думали.
— Помнишь сигнал? Это, очевидно, кто-то из них играл зорю утром.
— Но зачем? — пожал плечами Реммер.
— Я и сам не знаю, — ответил Баратов. — Странно, Виктор, все как-то выходит… Про какие планы он говорил? По-моему, надо бы еще раз побывать на горе.
Посоветовались. Решили, что остаться нужно было бы. Но патронов не было, консервы были на исходе, даже спичек осталось мало. Решили тогда отправиться обратно к Золотому камню, в поселок, запастись надолго необходимым и опять вернуться сюда.
Когда Реммер вернулся, он нашел у себя на столе только что принесенную телеграмму. Ее содержание так поразило своей неожиданностью, что он сел на стул и пожал плечами, совершенно ничего не понимая. Телеграфировала Вера и почему-то только уже из Чердыни о том, что она выехала сюда.
Этот безрассудно-взбалмошный поступок поставил его в тупик. Он нарушал все его планы и был совершенно непонятен ему.
Баратов тоже ничего не понимал. А дядя Иван и подавно. Оба стали прикидывать, взвешивать, стараясь найти объяснение, но ничего не могли придумать. Однако, успокоившись, пришли к заключению, что должно было случиться что-нибудь особо важное для того, чтобы Вера вопреки уговору, не списавшись предварительно и так неожиданно, решилась на этот поступок.
Через два часа в сумерках на оживленных грязных узеньких улочках поселка Реммер встретил человека, в котором узнал Запольского. Человек прошел мимо, по-видимому, не заметив Реммера. И Виктору внезапно показалось, что между этой встречей и телеграммой есть какая-то связь.
Чтобы хоть немного разузнать что-либо, он направился к Штольцу, ибо, если Запольский успел уже зайти к нему, то, может быть, меж слов Виктор смог бы уловить что-либо у того.
Вошел в большие заваленные сени. Было тихо. Отворил дверь. В комнате никого не было, но на столе стояла дымящаяся недоеденная тарелка борща. Очевидно, Штольц на минуту куда-то вышел. Реммер хотел повернуть обратно, как вдруг рванулся вперед с широко открытыми и удивленными глазами… На столе лежала полетевшая с камнем в глубину подземного колодца его фляга.
Он не поверил своим глазам, взял ее в руки. Конечно, его узенький ремешок, оборванный острием камня, и широкий треугольник от нехватающего куска кожи, вырванного им нечаянно еще о борт моторной лодки.
Он положил флягу обратно. Вышел в темные, заваленные седлами и мешками сени и услышал на крыльце шаги. Рассчитывая, прежде чем уйти, пропустить в дом идущих, он спрятался в угол, за кошму. Прошел Штольц. Реммер только высунулся — опять шаги: прошел Запольский. И едва только Реммер увидел Запольского, как острое любопытство овладело им. Он чувствовал, что тут можно услышать кое-что для него интересное. Но прислушаться через толстую стену было невозможно.
Тогда Реммер выбрался из-за кошмы, вышел на темный двор и, осторожно оглядываясь, пошел вдоль стены. Однако подслушать через окно было невозможно из-за двойных рам, а также потому, что оттуда шел яркий свет.
Он уже решил было, что его затея — дело невозможное, как, сообразив что-то, пробрался к конюшне, залез на крышу, оттуда на крышу дома, потом к чердачному окну. Осторожно повис на руках и спустился на земляную насыпь чердака. В темноте он разыскал трубу и открыл дверку, и тотчас же до него донеслись голоса нескольких человек.
Штольц и Запольский были уже не одни. Реммер подосадовал на поздно пришедший ему в голову способ услышать, о чем они будут говорить, но все же приложил ухо к дверке, желая узнать о чем, собственно, сейчас идет разговор. И то, что он услыхал, превзошло все ожидания.
Пока Реммер пробирался по двору, Штольц разговаривал о своих делах с Запольским. И действительно, Реммер мог бы почерпнуть много интересного. Штольц нервничал.
— И надо же было, — говорил он раздраженно, — чтобы как раз та часть плана, на которой был обозначен вход, была вырвана. Мы обшарили все и не нашли. Найти все-таки можно, но надо только больше запасов и больше людей.
— Думаешь опять?
— Да, и притом, чем скорее, тем лучше, потому что… ты видишь, это?
— Ну… фляга…
— Я нашел ее там, значит, кто-нибудь теперь рыщет уже и в этом районе.
— Почему теперь? Может быть, это давно, какой-нибудь турист…
— Давно, — резко засмеялся Штольц. — В том-то и дело, что не очень давно. В ней было еще горячее какао, которое я выпил с удовольствием.
— Где ты ее нашел?
— Она была у самого подножия горы, там течет река, и у скалы вода в ней так бурлит, точно в реку вливается из-под земли какой-то поток. Если только владелец этой штуки не утонул в этом дьявольском водовороте, то он и сейчас где-то там.
Он замолчал и пристально посмотрел на Запольского, шепотом добавил, подчеркивая слова:
— А скажи, пожалуйста, что ему там было нужно?
— Где Реммер? — спросил через некоторое время Запольский.
— Не знаю, пропал пока без вести, охотится, должно быть. А что? — Штольц вздрогнул. — Ты думаешь, это опять он?…
— Я ничего не думаю… Думаю только, что его все-таки лучше убрать отсюда подальше, — ответил Штольцу Запольский.
Глаза Запольского засветились злым огоньком, и он добавил полушепотом и странно улыбаясь:
— Его уже скоро арестуют. Знаешь? В руках у повесившегося нашли маленькую вещичку… Удалось
