В одной из зеленых излучин Корриуотера разрушающиеся стены, несколько одичавших сливовых деревьев и разросшиеся кусты роз все еще показывают, что здесь когда-то был дом и сад. Источник с чистейшей родниковой водой бьет из-под узловатых корней старого дерева перед входом. Именно здесь пастухи, расположившиеся, чтобы укрыться от летнего зноя, рассказывают своим детям историю об Эльфине Ирвинге и его сестре Феми, и, хотя история кажется странной и невероятной, она не вызывает сомнения у слушателей.

Когда Эльфину Ирвингу и его сестре исполнилось по шестнадцать лет – легенда утверждает, что они были близнецами, – их отец утонул в Корриуотере, пытаясь спасти овец, которых смыло при неожиданном повышении уровня воды, чему виной обильное таяние снегов в горах. Их мать в день похорон мужа опустила голову на подушку, с которой ее подняли на седьмой день, чтобы обрядить и опустить в ту же могилу. Наследство сиротам осталось небогатое: семнадцать акров пахоты и пастбищ, семь молочных коров и семь овец (многие старые люди предпочитают нечетные числа). К этому можно добавить семь боннетписов[26] шотландского золота, широкий меч и копье, с которыми их предок так храбро сражался в битве на Песках Драйфа, что менестрель, певший об этой битве, поставил его в один ряд с Джонстонами и Скоттами.

Юноша и его сестра росли и становились очень красивыми. Изогнутые брови, чистые голубые глаза, искренний и веселый нрав брата сделали его популярным среди молодых женщин долины. А сестра пользовалась ничуть не меньшим вниманием молодых людей. На ярмарках и на танцах, свадьбах и гуляньях всякий считал себя счастливым, удостоившись ласкового взгляда или прикосновения ее нежной руки. О ней, как и о других шотландских красавицах, пели песни. И хотя легенда повествует только о ее брате, деревенские менестрели сделали все, от них зависящее, чтобы достойно воспеть ее очарование и доброту.

Но только искусство менестрелей и любовные песни не оказывали должного влияния, когда речь шла о завоевании ее внимания. Она признавала только тех юношей, которые нравились ее брату. Очевидно, в тот час, когда близнецы появились на свет, у них возникло такое чувство близости умов и сердец, которое ничто и никто не мог уничтожить. И если она, как царица-девственница у бессмертного поэта, шла «в раздумье девственном, чужда любви»[27], ее брат Эльфин тоже казался бесчувственным к чарам самых очаровательных прелестниц долины. Он вспахивал поле, собирал урожай, прыгал, бегал, дрался, пел и танцевал, и все это делал более умело и изящно, чем все остальные юноши долины. Когда же в сумерках его сверстники разбредались на любовные свидания, он оставался в одиночестве, не замечая томных взоров красавиц. Юноша казался счастливым, только когда сестра была рядом. Ему нравилось проводить время с ней, а она любила проводить время с ним или с животными и птицами. Девушка допоздна ухаживала за своей маленькой отарой, а рано утром снова спешила к ней, причем ею руководила вовсе не забота о хорошей шерсти, если, конечно, речь не шла о том, чтобы сшить новую одежду для любимого брата. Просто девушке нравилось проводить время в компании братьев наших меньших. Дикие животные – олени и зайцы – редко убегали при ее приближении. Птицы не покидали гнезд и не прекращали песни, когда она находилась рядом. Такое доверие внушали уверенность и невинность юной девы.

Как-то летом, примерно через три года после того, как брат и сестра остались сиротами, благодатный дождь очень долго не удостаивал своей милостью землю: листва пожелтела, трава на склонах холмов выгорела, а река Корри обмелела и стала похожа на небольшой ручей. Пастухи погнали свои отары на низменные болотистые участки, а в камыши пришли косари с серпами, чтобы заготовить там пищу для скота. Овцы сестры были постоянной заботой Эльфина; днем он выгонял их на самые влажные пастбища и находил для них самые лучшие травы и часто следил за ними ночью, когда отары, искушаемые сочной росистой травой, легко разбредаются и их надо охранять от лисы. В этих ночных бдениях он часто перегонял их через Корри, поскольку в местах бродов воды было не больше чем по щиколотку; он позволял овцам освежиться в воде и пощипать траву, которая росла у самой кромки. Все это время на землю не упало ни капли дождя, а в небе не появилось ни облачка.

Однажды вечером, когда ее брат ушел с отарой, Феми сидела на пороге дома, прислушиваясь к доносившемуся издалека блеянию овец и приглушенному расстоянием шуму вод Корри, теперь едва слышному. Ее глаза, уставшие смотреть на привычный изгиб дороги, по которой должен был вернуться Эльфин, обратились к небольшому прудку, в котором тускло отражались далекие звезды. Пока она смотрела, мерцание постепенно становилось все ярче и ярче, пока не превратилось в ослепительную иллюминацию. Луч света метнулся с одного берега на другой и неожиданно принял форму человеческой фигуры, которая поднялась по берегу и проскользнула мимо нее в дом. Фигура была так похожа на ее брата, что девушка вскочила и побежала в дом, уверенная, что увидит его на обычном месте. Не найдя его, она почувствовала, что ее охватил ужас, который появление подобного видения редко не вселяет в сердца людские, она издала пронзительный крик, настолько громкий, что его было слышно в Джонстон-Бэнк, расположенном на другом берегу Корриуотера, и лишилась чувств.

Никто не знает, сколько времени Феми Ирвинг оставалась без сознания. Утро уже перешло в жаркий день, когда живущая по соседству девушка нашла ее сидящей в старом кресле и белой как мрамор. Ее роскошные волосы, о которых она всегда заботилась, в беспорядке лежали на лбу, плечах и груди. Девушка тронула ее за руку и поцеловала в лоб, они были холодными словно лед. Ее широко открытые глаза были устремлены на пустой стул брата, и в них застыло выражение, свойственное людям, увидевшим призрак. Она не чувствовала присутствия постороннего человека и просто сидела, не двигаясь и уставившись в одну точку. Девушка, встревоженная ее видом, сказала:

– Феми, подружка, очнись скорее. Я пришла тебе сказать, что семь твоих ягнят утонули в реке, потому что Корри, еще вчера ленивая и спокойная, сегодня поднялась и перекатывает свои воды от берега к берегу, бурная и свирепая. Не теряй головы, Феми, тут уж ничего не поделаешь. Только знаешь, и Эльфина нигде нет. Я подарю тебе других ягнят тинвальдской породы. Только надо найти Эльфина.

Услышав имя брата, Феми закричала:

– Где он? О, где же он? – Она с диким видом оглянулась по сторонам, и дрожь пробежала по ее телу с головы до самых ног. Потом она без сознания рухнула на пол.

Другие обитатели долины, встревоженные внезапным подъемом реки, неожиданно ставшей ревущим потоком, глубоким и непреодолимым, пришли в дом сирот, чтобы спросить, есть ли потери, поскольку несколько овец и стогов сена утром видели плывущими по реке. Они помогли привести несчастную девушку в чувство. Но беспамятство оказалось для нее истинным благом по сравнению со страданием, для которого она очнулась.

– Они взяли, они забрали его, – непрерывно повторяла она, словно пребывая в горячечном бреду, – моего брата, чье лицо белее и нежнее, чем лилии на Лиддал-Ли. Они давно хотели, они давно старались и обрели силу, чтобы справиться с моими молитвами. Они унесли его, цветок, росший среди сорняков, сорван, голубка, попавшая в стаю воронов, убита. Они пришли с криками, они пришли с песнями, они навели чары, и они околдовали, и крещеный лоб склонился перед некрещеной рукой. Они забрали его, они забрали его. Он был слишком прекрасен, слишком хорош и слишком добр, чтобы долго радовать нас своим присутствием на этой земле. Ведь что есть сыны человеческие в сравнении с ним? Бледный лунный луч против утреннего солнца, светлячки против восточной звезды. Они забрали его, невидимые обитатели земли. Я видела, как они пришли туда, где он сидел, они кричали и пели песни, и они околдовали его и унесли. А конь, на котором он скакал, никогда не знал железных подков, и им никогда не правила рука человека. Они понесли его над морями, над лесами и холмами, и я успела заметить только один взгляд его прекрасных голубых глаз, только один. Но я вытерпела то, что не выносила еще ни одна девушка, и сделаю то, чего не делала еще ни одна девушка: я отниму его у них. Я знаю невидимых духов земли, я слышала их дикую и удивительную музыку в густых лесах, именно там крещеная девушка найдет его и добьется освобождения. – Она на мгновение смолкла, оглядела сочувствующие лица, из глаз которых, словно благодатный дождь, лились слезы, и спросила уже намного спокойнее: – Почему ты плачешь, Мэри Холидей? А ты почему плачешь, Джон Грэм? Вы думаете, что Эльфин Ирвинг – о, какое красивое, какое прекрасное имя, и как оно дорого сердцам многих девушек, так же как и моему, – вы думаете, что он утонул в реке Корри и теперь надо искать в глубоких, глубоких омутах его бездыханное тело? А вы оплачете его, пока оно будет лежать в своих последних одеждах, и закопаете его на церковном дворе? Вы можете искать его, но никогда не найдете, поэтому позвольте мне причесать мои волосы, навести порядок в жилище и