стали щитом к щиту, двинулись на врага (теперь уже уверенного в своей победе) и, убив Эфиальта и еще многих, оттеснили остальных в город; македонцы, смешавшись с другими, в полной темноте проникли за стены; однако царь отдал приказ прекратить операцию, тогда они вернулись в лагерь» (XVII).

Для понимания произошедшего надо иметь в виду, что войска, которые вступили в сражение с Эфиальтом первыми – батальоны Адея и Тимандра, – состояли из молодых, неопытных воинов[174], и, пока не появились ветераны – воины Филиппа, – Эфиальт брал вверх. На это также намекает Курций, который в рассказе о роковой ссоре между Александром и Клитом заставляет последнего сказать: «Ты презираешь старых воинов Филиппа, забывая о том, что, если бы старый Аттар не воззвал к молодежи, когда те оставили поле битвы, мы все еще теряли бы время у Галикарнаса» (VIII).

В том, как Арриан описывает персидскую контратаку и ее провал, кажется, отсутствует какой-то элемент, который позволил бы понять происходящее более ясно. Если, как он пишет, город был почти взят, а у Александра не было полной уверенности в том, что по крайней мере часть граждан готова его принять, он был слишком опытным полководцем, чтобы не довести дело до конца. Возможно, он не мог этого сделать из-за того, что в его войске царила сумятица, о чем говорит Диодор, и потому что была ночь. Но всего скорее, все это время он контактировал с антиперсидской партией внутри Галикарнаса, которая готова была сдать ему город и приветствовать его как освободителя. (Следует помнить, что в Минде была такая партия.) О том же свидетельствует и решение Мемнона и Оронтобата немедленно после того, как их вылазка захлебнулась, поджечь город и отвести войска к царскому дворцу и Салмакиде. Обосновывалось такое решение тем, что из-за повреждения стены и тяжелых потерь город больше невозможно оборонять. Не исключено, что так оно и было, однако более вероятно, что, поскольку Александр имел своих сторонников среди горожан, они опасались восстания, и тогда именно освободительная политика Александра больше способствовала захвату Галикарнаса, нежели его военная сила.

Город подожгли около полуночи. Когда Александр увидел, что пламя распространяется, он послал людей в город убивать на месте всех поджигателей, однако горожан, которые оставались в своих домах, приказано было щадить. Затем, на рассвете он узнал, что Мемнон отвел своих воинов в царский замок и Салмакиду, и решил отказаться от осады этих крепостей, а лишь окружил их. Это решение было продиктовано и их неприступностью, и тем, что едва ли можно было надеяться взять их с помощью измены, к тому же они могли получать помощь с моря, а значит, их защитников нельзя было уморить голодом. И Арриан и Диодор пишут, что Александр приказал сровнять город с землей, но это маловероятно, поскольку у него не было намерения продавать жителей в рабство, и лишь несколькими часами раньше он приказал убивать поджигателей. Более похоже на правду, что он велел снести здания, чтобы возвести оборонительные укрепления вокруг двух незахваченных крепостей. Затем он оставил Птолемея, сына Лага, с 3 тыс. греческих пехотинцев и 200 всадниками охранять крепости, а сам направился во Фригию. О том, что его отказ от длительной осады крепостей был мудрым решением, говорит тот факт, что только перед сражением при Иссе осенью 333 г. до н. э. Оронтобат потерпел поражение от Птолемея и Асандра в жестокой схватке у стен царского замка и Салмакиды (Арриан. II). Крепости продержались двенадцать месяцев.

После сражения при Иссе перед Александром стала задача завоевания Финикии. Как и Греция, она представляла собой конгломерат городов-государств, каждый из которых был торговой общиной. Между городами существовало сильное соперничество, особенно между Тиром и Сидоном, и время от времени они подчиняли своих соседей, как Арад подчинил Мараф, и хотя они и признавали господство Персии, фактически это были независимые княжества. Всего полисов было двадцать пять, многие очень мелкие; самые значительные из них – Тир, Сидон, Арад, Библ и Триполи[175] .

Когда Александр со всегдашней своей стремительностью двинулся на юг, эти города стояли перед острейшей дилеммой. Если они будут противостоять ему поодиночке, они рискуют быть захваченными; если же они ему подчинятся, то их корабли, все еще остававшиеся в Эгейском море, на которых находилось даже несколько царей, мог захватить Дарий и держать при себе их команды в качестве заложников. Первым городом на пути Александра оказался Арад; хотя и небольшой, он был очень хорошо защищен, поскольку располагался на скалистом острове в 800 ярдов длиной и 500 шириной в двух с половиной милях от берега. Его широкие стены были необычной толщины и местами состояли из камней от пятнадцати до восемнадцати футов в длину, плотно пригнанных друг к другу; часть стен до сих пор еще сохранилась и достигает высоты 30 футов[176]. Поскольку город не мог долго сопротивляться без поддержки с моря, Стратон, сын Герострата, руководивший обороной, решил сдать крепость Александру. Он также убедил Мараф, Сидон и Мариамму, где он пользовался немалым влиянием, последовать его примеру. Библ, чей царь также отсутствовал, был следующим городом, открывшим перед Александром ворота; Сидон, жители которого ненавидели персов, также приветствовал завоевателя. Таким образом, Тир, самый значительный из городов, оказался в одиночестве. Царь Аземилк находился в Эгейском море, и, чтобы избежать осады, жители Тира направили к Александру посольство, чтобы узнать его требования. Он выразил желание принести жертвы в храме Тирского Геракла (Мелькарта), но не знал, что по местным обычаям только царь вправе совершать такое жертвоприношение (см. Вилькен. Александр Великий. С. 109); если бы послы согласились с его требованием, они тем самым признали бы его своим царем[177]. Послы не объяснили ему этого, но сказали, что они готовы предоставить все, что он пожелает, кроме этого, поскольку они рассчитывали на крепость своих стен, они добавили, что не пустят ни персов, ни македонян в свой город. Это так взбесило Александра, что он отправил их назад, собрал своих полководцев и обратился к ним с речью, которая полностью приведена в главе 5.

Старый Тир (Палайтюрос) был расположен на материке двадцатью милями южнее Сидона; и на расстоянии чуть более двух миль к северо-западу от него в полумиле от берега лежит группа скалистых островков, расположенных параллельно берегу. Пролив, разделявший два самых крупных из них в центре группы, был засыпан, и здесь построили Новый Тир; согласно Плинию (Естественная история. V), его окружность составляла две и три четверти мили.

Город, останки которого и сегодня можно видеть, был окружен мощной стеной, поднимавшейся на 150 футов на восточной стороне, а на южной стороне ее основание уходило под воду. Как и Сидон, город имел две гавани, обе на восточной стороне; северная гавань называлась Сидонской, а южная – Египетской гаванью. Дома были многоэтажными и располагались очень кучно, ради экономии места (Страбон. XVI); город насчитывал около 40 тыс. жителей, среди них множество красильщиков. Подробный рассказ об их торговой деятельности можно прочитать в Книге Иезекииля, глава XXVII.

Поскольку Александр решил захватить Египет прежде, чем разделается с Дарием, он не мог оставить непокоренный Тир на линии своих коммуникаций. По мнению Гроута (т. X, с. 82), поскольку главную ценность финикийских городов составляли их корабли, то, если бы Александр настаивал на выходе флота из-под власти персов и переходе к нему на службу, города, по всей вероятности, на это пошли бы, и тогда бы не было необходимости осуществлять осаду Тира. Но он упускает то обстоятельство, что, поскольку Арад, Библ, Сидон и другие небольшие города уже подчинились Александру, то по возвращении из Эгейского моря их флоты должны были поступить так же. Далее, по всей вероятности, он уже знал, что сразу по возвращении послов в Тир его жители стали отсылать своих жен и детей в старую колонию Карфаген, и он, видимо, узнал также, что они получили от Карфагена обещание прийти к ним на помощь с мощным флотом (Курций. IV). Даже несмотря на то, что у него не было флота, следовало, не теряя ни минуты, начинать осаду Тира.

В январе 332 г. до н. э. осада началась. Первое, что сделал Александр, – отдал распоряжение перекрыть дамбой пролив, разделявший материковый и островной город; хотя море здесь в основном мелкое, в районе острова глубина его достигает трех саженей. Согласно Диодору, ширина дамбы равнялась 200 футам; возможно, эта цифра преувеличена, но в законченном виде дамба была достаточно прочной, чтобы выдержать натиск моря, и, еще увеличившись из-за иловых отложений, в наши дни существует в виде перешейка, соединяющего бывший остров с материком.