Потом я говорю:
— Это, вероятно, рядом с его офисом? Я не представляю себе, зачем ему понадобилось снимать квартиру в Клеркенвелле, если у тебя уже есть собственное жилье!
— Может быть, у него старомодные представления о том, как заводить любовницу? — высказывает предположение Кэти.
— Мы вместе уже почти год, — отвечает Эмма. — Он опасается приезжать в Ноттинг-Хилл, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из своих знакомых, вот я и решила переехать, а свою квартиру сдать в аренду. Он собирается оплачивать новую квартиру, и мы уже вместе купили кровать.
По некоторым причинам последняя деталь производит на меня самое сильное впечатление. Совместная покупка кровати — это больше чем простая деловая операция. Это один из тех провокационных моментов, которые неизбежно настигают тебя, даже если ты их ожидаешь. Ширина кровати — всегда яблоко раздора — обычно изобличает некоторую степень вероятности, планирует ли данная пара заводить детей, собак, любящих спать на кроватях, или, еще более радикальное предположение, секс с третьими лицами. Цена определяет степень обязательств. Чем более дорогая покупается кровать, тем дольше гарантия отношений.
— Сколько она стоит? — спрашиваю я.
— Аренда? — уточняет Эмма.
— Кровать!
— Девять тысяч пружин, двадцать пять лет гарантии, суперкоролевская, с четырьмя резными фигурками, три из них на фронтальной стороне.
И тут я понимаю: он не на шутку влюблен.
— Однако существовал риск, что кто-нибудь мог узнать вас в магазине кроватей! А я-то считала, что банкиры всегда очень неохотно идут на риск! — Я представляю себе их, подпрыгивающих на матрасах в кроватном отделе магазина «Джон Денис».
— Он заказал ее по телефону…
О, теперь я знаю: он купил точно такую же кровать, какая стоит у них с женой дома. Держу пари, что они жили и Клеркенвелле, до того как переехали в западную часть Лондона.
— Послушайте, я очень хочу вас всех с ним познакомить, тогда вы поймете, какой он прекрасный человек. Сейчас он как в ловушке: его брак закончился задолго до того, как он встретил меня. Это только формальность. Они занимаются сексом всего два раза в месяц.
— Два раза в месяц? — переспрашиваю я с набитым чипсами ртом. — Не так уж плохо, если учесть четверых детей и хорошую работу.
— Но это все казенное и ничего не значит. Она вдруг может вспомнить, что забыла что-то там сказать домработнице, прямо посреди акта, или остановиться, чтобы записать «Забронировать билеты на клоуна Коко», или что-то в этом роде.
Готова признать, я тоже делала нечто похожее, однако кое о чем лучше умолчать, даже с ближайшими подругами.
— Так или иначе, Люси, я думаю, что ты немного лицемеришь, принимая во внимание твое признание, которое ты сделала в прошлый раз, когда мы встречались.
— Это совершенно другое! — протестую я, излишне резко опуская свой стакан на стол возле нее. — Я устроила представление для галерки, пытаясь наскоро сляпать что-то провоцирующее, чтобы не отставать от вас! Понимаете?
Они ошеломленно смотрят на меня.
— Мы стали друзьями, — настойчиво повторяю я.
— Тогда, в интересах дружбы, расскажи-ка нам, как выглядит этот Сексапильный Домашний Папа! — просит Кэти.
Эмма вяло перемещается в сидячее положение и откидывается на подушки — в ожидании, и я решаю, что, учитывая ее усилия, она заслуживает кое-чего несколько более значительного, чем те крохи сведений, на которые я пока отважилась.
— Ну, хорошо; он не из тех надутых, самодовольных типов, чье чувство собственного достоинства определяется их ежегодными премиями, он не плешив, и в его одежде нет намека на «Кру»[25], — начинаю объяснять я.
— Не говори нам о том, чего у него нет, скажи лучше, что есть, — наставляет меня Эмма.
— Довольно высокий, темноволосый, несомненно, задумчивый, пока не заговорит, ибо потом это впечатление разрушается, особенно когда он произнесет что-то вроде: «Черный зерновой хлеб, бесспорно, предпочтительнее для детских завтраков, вы так не думаете?» — даже при богатом воображении трудно истолковать это неправильно.
Они сидят не шелохнувшись.
— А больше ты с ним ни о чем не говорила? — переходит в наступление Кэти.
— Он считает, что я должна выставить свою кандидатуру на выборах в качестве представителя от родительского комитета класса, и говорит, что поможет мне, — отвечаю я.
— Не думаю, что тебе это что-то даст… — говорит Кэти, — хотя… у вас появятся поводы для встреч вдвоем!
— В первый день учебного года он предложил мне пойти выпить с ним кофе.
Эмма делает попытку выпрямиться на краю дивана.
— Сам?
Я утвердительно киваю, получая удовольствие, видя на их лицах восхищенное выражение.
— Ты нам об этом не говорила! — замечает она.
— Потому что до этого не дошло, — загадочно отвечаю я.
— Ты хочешь сказать, что отказалась? — спрашивает Кэти.
— Нет, все гораздо сложнее!
— Господи, Люси, не понимаю, как ты можешь оставаться такой спокойной? — Эмма прикрывает рот рукой.
— Что произошло? Пожалуйста, во всех деталях, — просит Кэти.
— Он заметил, что я в пижаме, и взял назад свое приглашение, правда, не окончательно, временно, но пока больше никуда меня не звал.
— Люси, что за чушь! — хохочет Кэти. — Что еще за пижама? Тебе что, восьмой десяток, или у тебя вдруг захлопнулась дверь?
— Он не должен был смотреть в чем я! Какая разница? Отчаянные времена допускают отчаянные меры. Вы не представляете, что это значит — утром приходить в школу вовремя, причем каждый день, месяцами! Вы когда-нибудь пробовали одеть трехлетнего строптивца? Это все равно, что играть в футбол с медузой. Я бы скорее предпочла быть изжаренной Джоном Хамфрисом[26] , или вынужденно носить бикини на приеме в доме Сейнсбери[27], или иметь дело с Дэвидом Бланкетом[28], или…
Эмма, выдержав паузу, предлагает:
— А не подумать ли тебе о том, чтобы укладывать Фреда спать уже одетым?
Я улыбаюсь. Мне вспомнился один вечер десять лет назад, когда я как-то пришла домой с работы поздно и нашла Тома в постели полностью одетым. Застигнутый в фазе глубокого сна, он лежит на спине, в белой рубашке, пуговицы на его джинсах расстегнуты. Я провожу рукой от его шеи вниз, к области ниже пупка, все еще сохраняющей летний загар. Затем скольжу еще ниже, в джинсы. В те дни нам не надо было специально поддерживать огонь страсти, достаточно было одного томного взгляда или прикосновения. Даже во сне его дыхание изменилось. Я ломала голову: он просто заснул в одежде или нарочно так лег, чтобы успеть на ранний поезд в Эдинбург — следующим утром он ехал на объект.
Потом я увидела записку на подушке со своей стороны кровати. Она гласила, что он нашел мою кредитную карточку. В холодильнике. Это был тот период наших отношений, когда царила приятная гармония между моими потерями и его изысканиями, и гармония эта была свидетельством нашей глубинной совместимости.
Однако я помнила, что тщательно обыскивала холодильник в поисках своей кредитки, до того как утром уйти на работу, и ее там не обнаружила. Я тотчас же задалась вопросом: а не прячет ли он все