двух видений футбола. Тайных вкусов, тайных видений, в которых не принято сознаваться, чтобы не прослыть ограниченным и примитивным. Но существующим, и не как упрямая причуда, а как сознательное, хоть и незримое, влияние на формирование команды и манеры ее игры.
Много лет команду ЦСКА комплектовали из людей атлетического сложения, явно отдавая предпочтение росту, скорости, выносливости, силе. Она благополучно здравствует, иногда берет призовые места, а однажды, в 1970 году, прорвалась в чемпионы. А вот в команду хорошего устойчивого класса никак не складывается и нередко выглядит простецкой, просто-таки неотесанной. Выскажу соображение, которое покажется, наверное, поклонникам этой команды святотатством. Всегда мне казалось, что талант Владимира Федотова в этой команде был принесен в жертву. Фамилия обязывала его играть на месте отца, великого Григория Федотова, и прекрасно, что сын проявил эту верность. Но комбинационный дар его не проявился и наполовину в отсутствие партнеров, которые бы умели наравне с ним читать и вести умную и хитрую атакующую игру. Владимир Федотов слишком часто выглядел в своей команде белой вороной.
Почему же таков ЦСКА? Не лишено вероятия, что люди, прикладывающие руку к формированию команды, движимы желанием повторить знаменитый ЦДКА конца сороковых годов. Да, в той превосходной команде играли футболисты сильные, быстрые, выносливые, рослые, ширококостные. Но атлетическая внешность тех армейцев была в полном согласии с их технической выучкой, что и позволило им под началом дальновидного, проницательного тренера Аркадьева создать свой стиль игры, который в то время, несомненно, имел право называться современным. Последующие же руководители клуба, доверяя внешнему сходству, им только и ограничивались, из-за чего команда и не становилась полноценной. При таком подходе ее способно выручить лишь чудо счастливого совпадения.
Иная картина в московском «Спартаке». Там и вольно и невольно следуют образцу в виде «Спартака» 1956 года. Там не гнушаются «малышами», там, произнося «наш, спартаковский игрок», подразумевают прежде всего «технаря», который бы имел вкус в зрячей комбинационной игре, пусть и со многими передачами, там культ Сальникова, Нетто, Симоняна. Потому, глядя на нынешний «Спартак» и вспоминая о своем «Спартаке», Сергей Сальников мечтательно роняет: «Папаев с нами сыграл бы…» Мерки тут постоянные, снятые семь раз. Нельзя отказать старым спартаковцам (а у руля команды обычно «свои») в последовательности, в хорошем футбольном вкусе. И все же, мне кажется, чрезмерно строгое следование образцу двадцатилетней давности иногда придерживает команду за рубашку, не дает ей хода. Равные «старикам» по таланту новые игроки с неба не падают, а их подобия создают рисунок игры лишь внешне похожий. Вот и возникает на поле перебор в возне с мячом, род полотерства, создающий один из миражей футбола – преимущество без голов, без побед. Истинная динамика, которая свойственна лучшим командам наших дней, у «Спартака» прорывается в считанных матчах. Однажды, в 1969 году, «Спартак», став чемпионом, казалось, ухватился за хвост жар-птицы, заиграв в самом деле хорошо, сумев объединить свою «классику» с новыми требованиями. Но хватило его ненадолго.
Много судят да рядят о причинах упадка столичного футбола, это модная тема. У меня создается впечатление, что у людей, руководящих московскими клубами, в ушах приятно звенит – «ведущая команда», как до сих пор принято говорить и писать о московских «эксчемпионах», и этот звон действует убаюкивающе, рождает приятные надежды, что все само собой образуется и в один прекрасный день славные времена вернутся. От этого самообольщения дело еще более мрет и глохнет: традиционность оборачивается провинциальностью, разглядывание обольстительных миражей слабостью и инфантильностью.
По-настоящему могучая московская команда будет создана не в качестве повторения пройденного, а совершенно заново, согласно требованиям ушедшего далеко вперед футбола. Это касается как облика игры, так – что не менее существенно – и структуры, управления, обеспечения футбольного клуба.
Бессмысленно разглагольствовать по старинке, что кому-то не хватает техничности, а кому-то силы и быстроты, противопоставлять эти недочеты один другому, прикидывая, какой из них извинительнее, приемлемее, да еще строить вокруг них доморощенные теории о футболе техничном и о футболе атлетичном, когда ни того, ни другого давным давно не существует. На наших глазах народился футбол, объединивший сразу все достоинства, да так крепко объединивший, что порознь они уже и неразличимы, да и нет надобности различать. Мы это видели в последние годы у сборных Бразилии, ФРГ, Англии, Голландии, Польши, Чехословакии, разумеется, когда они в форме, «в составе» и в настроении. Футбол взошел на более высокую ступень, где не устраивают отдельные достоинства, как бы заманчиво они ни выглядели. Теперь извольте соответствовать сумме требований, если претендуете на репутацию игрока или команды мирового класса! Это соответствие было поймано киевским «Динамо» сезона 1975 года.
«ВСЕ БЕДЫ ОТ ГРУБОЙ ИГРЫ! КАЛЕНЫМ ЖЕЛЕЗОМ НАДО ЕЕ ВЫЖИГАТЬ, НЕ ПРОПУСКАТЬ НИ ОДНОГО СЛУЧАЯ, НЕ ПРОЩАТЬ СУДЬЯМ ЛИБЕРАЛИЗМ И СЛЕПОТУ!»
«НУ ХОРОШО, БОРЕМСЯ МЫ С ГРУБОЙ ИГРОЙ, А ПРИСМОТРИТЕСЬ К ИНОСТРАНЦАМ: БЕЗ КОНЦА «ВРЕЗАЮТ», А СУДЬИ НИ ГУГУ. НАШИ ТАК НЕ УМЕЮТ, НАРЫВАЮТСЯ И ПРОИГРЫВАЮТ…»
С одной стороны, принципиальное неприятие грубости, требование строжайших мер наказания. С другой – вроде бы практичный взгляд на вещи, перефразированное – «с волками жить, по-волчьи выть».
Как-то так уж получилось, но второе высказывание мне приходилось слышать преимущественно от людей, в игре не участвующих, но от нее зависящих и ею повелевающих и потому готовых на многое закрыть глаза, лишь бы была победа. Эти люди, как им кажется, стараются внести в футбол, так сказать, взгляд сверху, они «обобщают наблюдения и приходят к определенным выводам». Беда в том, что наблюдения их подчас нашептаны односторонними подслеповатыми симпатиями, а выводы безудержно воинственны, горячи и нетерпеливы. Разговор об «ответных, необходимых» мерах в единоборствах закипает обычно после поражений наших футболистов на международной арене. С досады. Сгоряча. От неумения смело взглянуть в прямое зеркало.
Раньше всего зададимся вопросом: с изменением облика игры не должно ли измениться и наше представление о приемах?
Грубияны были всегда. Как и хулиганье вне поля. Футбол воспитывает, но и он зависим от того воспитания, которое получают молодые люди вне стадиона. Нет основания выделять футбол в изолированную сферу. Что его действительно выделяет, так это публичность, это крупный план, который ему предоставило телевидение, и отсюда повышенная чувствительность, страстная реакция бессчетной аудитории.
Влияет и резкий контраст: футболистов хотят видеть героями, недаром же они такие знаменитости, что и орденами их награждают, и фотографии их без конца печатают в газетах; а тут вдруг – подножка, удар по ногам, толчок, после которого человек летит на землю. Тем, кто не играл в футбол, все это напоминает наглое озорство парней из подворотни.
Намеренно и зло били Григория Федотова и Всеволода Боброва. Во время матча ветеранов Бобров, которому было под пятьдесят, откровенно лягнул одного ленинградца, а когда ему сказали: «Что ты делаешь?», вскинулся: «Забыли, что он со мной творил в сорок восьмом?!» Не стирается обида за намеренную грубость. И понять это можно, ведь тот человек, как на большой дороге, готов был вывести игрока из строя любым способом, хоть бы и оставив на всю жизнь инвалидом.
Мне рассказывали, что, когда готовились играть против команды, где был Пеле, один хавбек, крайне возбужденный тщательнейшим планом «изоляции» уникального бразильца, вдруг воскликнул: «Если надо, я его уничтожу…» Футболиста пришлось утихомиривать во избежание неприятностей. Помню, я смеялся, считая это анекдотом, хотя хавбек и слыл грубоватым. А спустя какое-то время за хулиганские деяния вне футбольного поля он был осужден, и я понял, что человек этот не шутил.
Еще не научились наказывать такой разбой, никого, насколько я помню, не изгнали из футбола навечно. Единственно, что в наших силах, – это карать разбойников тем, что имена их не принято вспоминать в порядочной компании. А вообще говоря, черный список мог бы и существовать в назидание.
Всегда находились люди либо дремучие, либо трусливо-подлые, либо злобные, которым ничего не стоило для устрашения, для игровой выгоды, а то и от бессилия ударить товарища по футболу. Чего только не придумано в оправдание таким людям. И игра «на грани фола» (никто не ведает, что это за грань), и «жесткая игра» (кто ее отличит от грубости?), и «боевой темперамент» (как будто поверженным от этого легче), и «бескомпромиссность схватки» (точнее, бессовестность). Словом, маскировочной одежды
