Короткое и не слишком тщательное, чисто формальное расследование. Всеобщее сочувствие. Речи над закрытым гробом, венки — «Дорогой Ольге Павловне от коллег по хирургическому отделению»… Соболезнования. Поминки. Страховая премия. Свобода…

Острие лопаты ударилось обо что-то твердое, отозвавшееся глухим деревянным стуком, указывавшим на скрытую под досками пустоту. Дымов удивленно поднял брови и постучал лопатой по земле, услышав в ответ тот же деревянный звук. Ольга услужливо наклонилась, светя в яму лампой, и Дымов отчетливо увидел, как песчинки и мелкие комочки лесного подзола подпрыгивают при каждом его ударе, отскакивая от чего-то прямоугольного, продолговатого, похожего на положенную горизонтально и слегка присыпанную землей узкую дощатую дверь деревенского нужника. Ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать простенькую, в сущности, истину: это была не дверь, а крышка.

— Что это за чертовщина? — не удержался он от дурацкого вопроса.

— Ты меня спрашиваешь? — удивилась Ольга. — По-моему, тебе виднее. Хотя лично мне кажется, что это гроб. Ну, или то, что его заменяет.

— Какой еще гроб? — пробормотал Дымов, хотя и понимал, что Ольга права. — Не было у меня никакого гроба!

— Да ну? — Ольга усмехнулась краешком красивого рта, вынула из кармана правую руку. В руке была сигарета. Ольга зачем-то покатала ее между пальцами, разминая, сунула в зубы и умело прикурила от лампы. — А в рассказе?

— В каком рассказе?

— В твоем рассказе. Там у тебя был гроб? Кстати, мне бы все-таки очень хотелось ознакомиться с этим бессмертным творением, не дожидаясь публикации. Думаю, теперь ты мне не откажешь, ведь правда?

— Да читай на здоровье, — буркнул Дымов. — Ноутбук в доме, под кроватью, ты же знаешь. Включай и читай себе сколько влезет. Пропади он пропадом, этот рассказ!

— Ну-ну, — не вынимая из зубов сигареты, сказала Ольга. — Зачем же так? Если этот рассказ оказался сильнее тебя самого, значит, он действительно хорош, и не просто хорош — гениален! Так был в рассказе гроб?

— В рассказе — да, был, — согласился совершенно сбитый с толку Дымов. — Но в жизни-то, в жизни!.. Я точно знаю, что в жизни его не было. И взять его мне было неоткуда.

— Так уж и неоткуда. Вот он, гроб. Ведь откуда-то он взялся! Или, по-твоему, мы сейчас находимся не в реальной жизни, а внутри твоего рассказа? Извини, конечно, но если ты, находясь в полном беспамятстве, умудрился смотаться на машине в Москву и там среди бела дня умыкнуть живого человека, то что тебе стоило по дороге прихватить где-нибудь сосновый ящик? Ты мог его купить, украсть, мог даже сколотить своими руками — времени у тебя, насколько я поняла, было предостаточно.

— Да уж, — невнятно пробормотал Дымов.

Почему-то наличие в яме этого деревянного ящика казалось ему невозможным, не лезущим ни в какие рамки. Наверное, это происходило потому, что к мысли об убийстве он уже успел привыкнуть, притерпеться, а вот существование гроба явилось для него сюрпризом.

Дымов попытался представить себе, как он колесил по округе и даже бродил по Москве — пьяный до бесчувствия, растерзанный, страшный, с мутным, бессмысленным взглядом, нетвердо стоящий на ногах, — покупал гроб, проезжал мимо милицейских постов, медленно полз в многокилометровых пробках, подстерегал Нику, хватал ее, травил хлороформом, заталкивал в машину и ехал обратно. Картина получалась абсолютно нереальная, фантастическая, в духе фильмов про оживших мертвецов и прочую нечисть. Тем не менее ему это удалось, и свидетельство его темной удачи лежало здесь, прямо у него под ногами.

— Хватит болтать, — сказала Ольга, бросив нетерпеливый взгляд на часы. — Открывай этот сундук.

Дымов с сомнением посмотрел на нее. Жена спокойно курила, сидя на корточках на краю глубокой, почти по грудь, ямы и держа над головой коптящую лампу. Потом он перевел взгляд на ящик, на крышке которого стоял. Крышка была неаккуратно, но надежно приколочена двумя поперечными планками, которые ему предстояло оторвать. «Тоже правильно, — подумал он. — Сначала посмотрю, а потом упакую обеих моих девочек в одну коробку, забью гвоздями и засыплю земелькой. Спите с миром!»

Он еще не принял окончательного решения по поводу Ольги, но знал, что, когда наступит время, примет его без колебаний и сомнений. Из этой ямы у него было только два пути: один путь — к свободе и независимости, а другой — в вечное рабство под каблуком у жены, которая слишком много знала и относилась к нему совсем не так, как ему хотелось бы. Оставалось только сделать выбор между двумя этими вариантами и следовать своему выбору до конца, каким бы он, этот конец, ни был.

Дымов поудобнее перехватил лопату и несколькими резкими, точными ударами расщепил и сбил сначала одну поперечную планку, а затем и вторую.

Момент настал.

Александр перевел дух, прислонил лопату к стенке ямы и протянул Ольге руку.

— Помоги-ка, — сказал он, — я хочу выбраться.

— Зачем? — даже не думая бросаться ему на помощь, удивилась Ольга. В левой руке она держала лампу, а правая опять пряталась в кармане штормовки, как будто Ольга мерзла.

— Во-первых, я бы с удовольствием передохнул минуток пять где-нибудь в сторонке, подальше от этой штуки, — с легким раздражением сказал Дымов. — А во-вторых, как, по-твоему, я ее открою, если буду стоять обеими ногами на крышке?

— Действительно, — сказала Ольга, — об этом я как-то не подумала. И на старуху бывает проруха, извини. Давай, хватайся.

Она аккуратно поставила лампу на землю, проверила, надежно ли та стоит, улыбнулась Дымову своей милой, теплой и домашней улыбкой и протянула ему левую руку. Дымов взялся за ее узкую, горячую от лампы ладонь, сжал покрепче и резко дернул жену на себя, вложив в этот рывок все свои силы.

Лесная дорога кончилась, как рано или поздно кончается все — и плохое, и хорошее. Забрызганный грязью от колес до крыши джип с радостным ревом вырвался в поле. Несколько минут они продолжали скакать по ухабам, а потом Филатов, не снижая скорости, резко повернул направо, и колеса зарокотали по тому, что в народе метко именуется «щебенка с гребенкой». Беспорядочные толчки и рывки прекратились, сменившись мелкой размеренной тряской, в днище изредка гулко били выстрелившие из-под колес камни. Позади высокой стеной встала пыль и, повернув голову, Светлов мог наблюдать, как она, постепенно редея, уползает в поле, медленно, с большой неохотой оседая в бороздах.

Филатов вел машину уверенно, без колебаний, как будто отлично знал дорогу, хотя перекрестки, на которых он сворачивал, практически ничем не отличались от других, мимо которых джип проносился. Поначалу Дмитрий удивлялся, потом решил, что Филатов ищет дорогу наугад, полагаясь на свою интуицию, которой ему было не занимать. А потом машину тряхнуло в очередной раз, и откуда-то из-под сиденья под ноги ему выскользнул сложенный в несколько раз прямоугольник плотной бумаги. Наклонившись, Дмитрий поднял его и убедился, что это карта местности, на удивление подробная, очень похожая на армейскую. На карте был синей шариковой ручкой прочерчен маршрут, конечным пунктом которого являлся крошечный поселок, название которого было указано в качестве обратного адреса на конверте, содержавшем в себе рукопись Дымова.

— Спасибо, — не поворачивая головы, сказал Филатов. — А я думаю, куда она подевалась? В бардачок положи, ладно?

— И когда ты успел ею обзавестись? — удивился Светлов, хлопая отстающей крышкой бардачка.

— Когда, когда… Заскочил по дороге к Лукумычу.

Грешно иметь знакомого издателя и не прибегать к его помощи!

— Что-то я не заметил, чтобы ты раньше к ней прибегал, — скептически произнес Светлов.