— Ольгу Павловну?
— Медсестру, болван. Настю. Настю Стрешневу… А фамилию Ольги Павловны я все-таки узнал. Ее фамилия — Дымова. Ольга Павловна Дымова…
— Ой-ей-ей, — протянул Светлов. — Вот это винегрет! А эта Настя… Отчего она умерла?
— Никто толком не знает. Говорят, убита, а кем, при каких обстоятельствах… Черт, и спросить некого! Не знаю почему, но мне это кажется важным.
— Вот тут ты, вопреки обыкновению, прав. А где это произошло, не знаешь?
Юрий сказал ему название поселка. Светлов кивнул, осторожно переложил кофр на заднее сиденье и вынул из кармана телефон.
— Не такое узнавали, — ответил он на безмолвный вопрос Филатова и принялся набирать какой-то номер.
Юрий перестал обращать на него внимание, целиком сосредоточившись на управлении автомобилем. Он гнал во весь дух, хотя и не совсем понимал, зачем, собственно, это делает. Если Ника жива, то вряд ли пять или десять минут смогут как-то повлиять на ее судьбу. Ну а если мертва… Если мертва, то спешить и подавно некуда. Однако Юрий ничего не мог поделать с чувством, что надо спешить, торопиться изо всех сил. Чувство это не ослабевало — наоборот, крепло с каждой минутой, с каждым оборотом колес, с каждым оставшимся позади перекрестком. Филатов давно привык доверять интуиции и потому даже не подумал притормозить, когда прямо перед ним на светофоре зажегся красный. Он только прибавил газу, краем глаза успев заметить бледный при свете дня всполох фотовспышки.
— Фотомент, — прокомментировал это событие Светлов, который ковырялся в клавиатуре телефона, набирая очередной номер. Машину немилосердно трясло и бросало, и он все время попадал пальцем не в те кнопки. — Штрафную квитанцию пришлют по почте. Прогресс, будь он неладен! То ли дело в девятнадцатом веке! Не торопясь, с удовольствием, по свежему воздуху, в бричке… Без выхлопных газов, без штрафов… Со скоростью не свыше двадцати километров в час…
Юрий не ответил. Не снижая скорости, он преодолел сложную развязку, выскочил на Кольцевую и вскоре свернул с нее на загородное шоссе, едва не опрокинув при этом свой валкий внедорожник. Светлов ругался с кем-то по телефону, отчаянно цепляясь за привинченную к передней панели скобу, предназначенную как раз для подобных случаев.
Затем машина пошла ровнее — на шоссе было посвободнее, и Филатов перестал демонстрировать фигуры высшего пилотажа, резко ныряя из стороны в сторону в плотном транспортном потоке. Димочка с опаской выпустил скобу и спрятал в карман телефон.
— Интересное кино получается с этой твоей Стрешневой, — задумчиво сказал он, глядя на проносящиеся мимо километровые столбы, свежо и отчетливо белевшие на фоне одетых в весенний наряд перелесков. — То есть я не совсем точно выразился. Кино получается не интересное, а просто поганое.
— Плевать мне на то, как ты выразился, — играя педалями, процедил Филатов. Резко вывернув руль, он обогнал попутную машину, едва успев разминуться со встречным автобусом. — Ты что-то узнал?
— Ох, — вздохнул Светлов, — лучше бы не узнавал. Ее нашли в поле, в полукилометре от поселка. Следы изнасилования отсутствуют, признаков борьбы тоже нет. Смерть наступила от удушья, вызванного… Вот же черт! В общем, Юра, кто-то засунул ей в глотку мобильник.
— Что?!
— Мобильный телефон, он же сотовый, он же труба. Странное орудие убийства, ты не находишь?
— Я бы сказал, символичное, — подумав, ответил Филатов. — Или символическое, как правильно?
— Да плевать, — в свою очередь, отмахнулся от филологических тонкостей Светлов. — Суть от этого не меняется. Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что это неспроста. Тут есть какая-то связь с нашим делом. Боюсь, что Настя каким-то образом пронюхала, что Дымов встречается с Никой, но до поры помалкивала…
— А может, и не помалкивала, — вставил Светлов. — Может быть, она его потихонечку доила, угрожая открыть глаза жене. Обыкновенный шантаж. Беспроигрышный вариант.
— Похоже на то. А потом, когда Ника исчезла, она заподозрила Дымова и надавила на него сильнее, чем обычно. Намекнула о своих подозрениях, выдвинула очередное требование…
— И была убита, — закончил за него Светлов. — Убита, как ты выразился, очень символичным способом? — путем заталкивания в глотку орудия, с помощью которого осуществляла свой шантаж. Кстати, есть еще один факт, говорящий в пользу твоей версии.
— Ммм?
— Менты ведь тоже не полные идиоты, и такой способ убийства показался им странным. Им тоже пришло в голову, что причина смерти как-то связана с этим телефоном, и они попытались узнать, кому звонили с этого аппарата… Так вот, память телефона полностью очищена. Звонки, сообщения, записная книжка — все стерто. Tabula rasa, как говорили древние римляне. Чистая доска.
— А аппарат чей?
— Ее, Настин…
— И как ты ухитрился все это узнать, да еще по телефону? — поразился Юрий.
— Связи, дружок, — невесело усмехнулся Светлов. — Нынче без связей в журналистике ловить нечего. Впрочем, и всегда было нечего…
— М-да, — задумчиво сказал Юрий. — И никаких следов борьбы… Сомневаюсь, чтобы живой человек позволил вот так, за здорово живешь, затолкать себе в глотку мобильник. Это он. Дымов.
— Хлороформ?
— Хлороформ, будь он проклят! — Филатов ударил кулаком по ободу руля. — Совсем как в этом его гребаном рассказе… Плохо. Теперь мне действительно придется его убить.
Светлов поднял брови.
— Теперь? — удивленно переспросил он. — Придется?
— Ну да, именно теперь и именно придется! Понимаешь, я все время думал, как с ним поступить — просто прихлопнуть, как вошь, или все-таки отдать ментам. Он не оставил мне выбора. После всего, что он натворил, ни одни психиатр не признает его вменяемым. Будет сидеть в психушке, сочинять свои вонючие мемуары — он же у нас писатель! — и хихикать в кулак, сволочь…
— Эх, — вздохнул Светлов, — плакал мой сенсационный репортаж о пленении опасного маньяка!
— Остановиться? — спросил Юрий с деланным сочувствием. — Может, ты выйти хочешь, пока не поздно? В самом деле, зачем тебе это? У тебя семья, ребенок…
— Фиг тебе, — быстро сказал Светлов, для верности вцепляясь обеими руками в сиденье. — Даже не мечтай! Ты же без меня пропадешь, валенок! Сам ведь говорил — одна голова хорошо, а две лучше…
— Но не на скамье подсудимых, — заметил Юрий.
— Какая там скамья! Я скажу, что ты оборонялся… Свидетелем, в общем, буду.
— Лжесвидетелем, — поправил Филатов.
— Правда и ложь — понятия субъективные, — напустив на себя умный вид, объявил Светлов И вдруг помрачнел: — Господи, до какого же зверства народ доходит! Слушай, может, он и вправду сумасшедший?
— Угу, сумасшедший. Эгоманьяк, — сказал Филатов, заставив Дмитрия удивленно округлить глаза. — Пуп земли, выражаясь по-нашему, по рабоче-крестьянски. Это, конечно, тоже сумасшествие, но не того сорта, что способно вызвать жалость. Поэтому я и тороплюсь.
— Почему — поэтому?
— Жена, дуреха, его покрывает. Наверное, сразу же помчалась рассказывать ему о моем визите. А он решит, что ей слишком много известно, достанет пузырек с хлороформом… В общем, рассказ ты читал.
Впереди, на обочине, показалась сине-белая милицейская «десятка», рядом с которой отсвечивал желто-зеленым светоотражающим жилетом подстерегающий добычу гаишник. Светлов инстинктивно вдавил в пол правую ступню, как будто под ней была педаль тормоза, но джип, вопреки его желанию и здравому смыслу, поехал еще быстрее. Через несколько секунд Дмитрий разглядел, что гаишник занят: склонившись над дверцей темного седана, он проверял у кого-то документы. Ручной радар свисал с его левого запястья на кожаном ремешке. Услышав стремительно приближающийся звук мотора и свист шин по асфальту, гаишник вскинул голову и обернулся, но было поздно: обдав его тугим ветром пополам с пылью, джип