через день — Зоя была свободна после дежурства. Закс удивленно хмыкал, вспоминая об этом дне, проведенном с молодой женщиной в Юсовых дюнах. Арнольд довольно часто стал ловить себя на приходящем к нему в самое неожиданное время чувстве умиления, которым он в общем-то раньше не отличался… И уж совсем был бы поражен этот отчаянный капитан рыболовного бота, сумей он разглядеть в зеркале наивное и глуповатое выражение собственного лица в те минуты, когда мысли Арнольда Закса обращались к Зое.
Характерно, что в первый же день их знакомства, когда они покинули гостеприимного Гену Тумалевича и его спутников, Зоя и Арнольд рассказали о себе друг другу все. И капитана Закса, и Зою Жукову не оставляло ощущение, будто они знают друг друга давно и встретились сейчас после долгой разлуки и должны друг другу рассказать, что же случилось с каждым за прошедшее время. И только одно скрыла Зоя Жукова от Арнольда. Молодая женщина не рассказала ему никаких подробностей о профессии отца. Когда капитан спросил ее о родителях, Зоя ответила:
— Мама дома командует, а отец служит…
— Он у тебя офицер? — спросил Арнольд.
— Да, офицер, — просто сказала Зоя.
И больше ничего не прибавила к сказанному. Сама Зоя, в общем-то, сказала правду, а подробности капитана рыболовного бота не интересовали. Он даже о звании отца Зою не спросил.
Вот о себе Арнольд рассказал все. И как с валютчиками спутался, и как срок наказания в колонии отбыл, и про детство неуютное, без родительской ласки-надзора… Про дядю говорить, правда, не стал. Не любил Арнольд покойного Бориса Яновича. А ведь о мертвых положено говорить только хорошее, или — ничего.
Надо отметить, что перемена, произошедшая в душе Арнольда Закса, вовсе не была неожиданной или парадоксальной. В основе своей натура капитана рыболовного бота была романтичной, великодушной и легко ранимой. Арнольд рано потерял отца, который оставил семью, едва мальчишка начал учиться в первом классе. Старший Закс — непутевый, любивший выпить с друзьями, для которых ему не жалко было и последней рубашки, оставил семью и уехал на Дальний Восток, завербовался на курильские рыболовные промыслы. Он надеялся на длинный рубль, который не его первого, не его последнего сорвал с насиженного места и увлек в неведомые земли.
Поначалу приходили от Закса-папы переводы, потом вдруг как отрезало. Мама Арнольда написала запрос в дирекцию рыбокомбината, и вскоре оттуда ответили, что муж ее и отец маленького Арнольда пропал без вести. Мама поплакала втихомолку и стала в одиночку поднимать сына… Было ей довольно-таки нелегко, работала мама медсестрой, тянула две ставки, с сыном ей бывать почти не приходилось, порой оставалась в больнице и на ночь, чтоб подменить за небольшое вознаграждение товарку, могущую себе позволить оплатить возможность вместо трудного дежурства спокойно спать дома.
Собственно говоря, Арнольд рос без глазу, без присмотра… Мальчик он был мечтательный, зачитывался книгами Джека Лондона, Майн Рида и Станюковича, мысленно пересекал океаны с капитаном Немо и путешествовал к центру Земли с героями «Плутонии» Обручева.
А вокруг была улица, дворовые его сверстники, местечковые лоботрясы, сынки обеспеченных родителей, насмехавшиеся над безотцовщиной и более чем скромным бытием маленького Закса. Бывало и лупили его… Просто так, ни за что, потехи ради, заведомо зная, что этот в буквальном смысле маменькин сынок не даст сдачи.
Арнольд пробовал уединиться, избегать мальчишек, но был он нормальным парнишкой, нуждался в обществе сверстников, его тянуло в их игры. Арнольда раздирало изнутри, он боролся с самим собой, не хотел унижений и снова шел к тем, кто подвергал его достоинство психологическим испытаниям.
И однажды он понял, что должен приобрести иное обличье. Мальчишек на улице не поразишь отменным знанием книжек Жюля Верна и умением объяснить слово «питекантроп». Во дворе уважали силу, способность подбить ребят на некую шкоду, отмочить хохму, рвануть «козу», то бишь организовать проделку, зачастую переходящую в деяние, которое закон определяет как антиобщественное, хулиганское.
Тайком от матери и товарищей Арнольд стал заниматься в секции бокса, где ему поначалу крепко доставалось, но Закс-младший был упрямым человеком. Он поставил себе целью защитить собственное достоинство, стать неформальным лидером во дворе и на улице, хотя термин этот еще не стал тогда общеизвестным.
Через полгода занятий в секции, где его научили главному — не бояться кулаков противника, Арнольд Закс к вящему удивлению соседских пацанов избил одного из особо злых придирал. Так он утвердил себя в округе, таким же остался в интернате, куда определил его, забрав в Западноморск после смерти матери, профессор Маркерт. В мореходном же училище он был уже признанным вожаком, научившись при этом скрывать от начальства собственное влияние на остальных курсантов.
Так и жил Арнольд Закс будто в двух разных измерениях. Внешняя расхлябанность, цинизм по отношению к женщинам, эдакая приблатненная лихость, умение врезать по-крупному «газ» и ловким ударом свалить с ног противника придавали ему особую славу в порту. С Арнольдом боялись связываться, и этим же воспользовалась компания валютчиков: она с успехом употребила Закса, что называется, «на подхвате». Арнольд, в основном, обеспечивал необходимые знакомства, налаживал контакты, благо его знали и торговые моряки, и рыбаки Западноморска. Уголовными делами он, естественно, не ворочал, ему и дали-то всего пятерку, низший предел по суровой статье за спекуляцию валютой, и преступление Арнольда Закса определялось словом пособничество.
В колонии он усомнился в справедливости того решения, к которому пришел еще мальчишкой. Арнольд понял, что никогда не совершит ничего, что будет связано с нарушением закона, но стать иным, сбросить с себя прикипевшую к нему маску было нелегко.
И когда вдруг он встретил Зою, молодую и, в сущности, беззащитную женщину, к которой капитан неожиданно почувствовал непреодолимое влечение, ему стало определенно ясно: цель его жизни именно в том, чтобы стать для нее, Зои Жуковой, и ее маленькой дочери надежной опорой и поддержкой.
Иногда к Арнольду Заксу возвращались прежние его скепсис и рассуждения о необходимости мужской свободы, о невольной аморальности, безнравственности рыбацких подруг, тут капитан судил по собственному береговому опыту, но стоило ему подумать при этом о Зое — и Арнольду Заксу становилось крайне неловко, если не сказать стыдно, и тогда он мучительно отдирал себя прежнего от того, кто жил в нем всегда и теперь медленно, но верно высвобождался из плена.
…Понедельник начался для капитана РБ-28 и всего экипажа фишбота удачно. Вернувшийся к началу трудовой недели главный инженер управления, видно, неплохо отдохнул в загородных местах и настроен был куда как великодушно. Он проявил живейшее участие по отношению к заболевшему двигателю на РБ-28 и удрученному сим происшествием старшему механику. Все просьбы деда-стармеха были удовлетворены. Технический склад оказался не в силах противиться закалившейся на лоне природы энергии главного инженера и безоговорочно выдал необходимые запасные части. Пришлось им и заначку потревожить даже… Хотел раздобрившийся шеф и бригаду ремонтников на судно направить, только капитан со стармехом, ошеломленные неожиданной широтой главинженерской натуры, не пожелали искушать судьбу и заверили начальство, что теперь они все потребное совершат силами команды.
Работа в машинном отделении рыболовного траулера закипела. Капитан Закс радовался тому, что скоро он снова выйдет на промысел, а про деда и говорить не приходилось, это само собой понятно. И поэтому, когда Арнольд Закс встретил Зою во вторник утром неподалеку от военного госпиталя, в сквере (Зоя шла с ночного дежурства) состояние капитана выгодно отличалось от воскресного.
Теперь Арнольд Закс, пристально всмотревшись в лицо молодой женщины, заметил, как осунулось оно, потемнело, и спросил Зою с тревогой, когда, взяв под руку, подвел к скамейке, куда они и присели:
— Что случилось, Зоя? Тебе нездоровится, да?
И тут же в сердцах хлопнул себя по колену:
— Как же я забыл?! Ты ведь не спала всю ночь! С ночного дежурства… Давай-ка я провожу тебя домой, и ложись-ка ты, девочка, спать… А встречу нашу перенесем на завтра. Или, если хочешь, я могу зайти к тебе вечером.
— Нет, нет! — запротестовала Зоя. — И вовсе я не устала! Спать тоже не хочу… Удалось даже