доказательство. Опознали фотографию и остальные гости Верро, что сидели в тот вечер у костра. Федор специально ездил в Шпаковку. Да… Знаете, мне понравился энтузиазм, с которым он безжалостно расправлялся с собственной версией, защищал Петерса. Хорошие у вас люди, Александр Николаевич…

— На том стоим, дорогой москвич, — довольно улыбаясь сказал Жуков.

Он вдруг помрачнел.

— А все-таки дело не сдвинулось с места…

— Почему «не сдвинулось»? Я так не считаю, Александр Николаевич. На мой взгляд, опровергнутая версия не отдаляет нас от истины, а приближает к ней.

— Так-то оно так… Но что я скажу сегодня вечером Бирюкову?

— Скажите, что Леденев нащупал след.

— Ты серьезно, Юрий Алексеевич?

— Серьезно.

— Так поделись своими соображениями!

— Рано, Александр Николаевич, рано. Мои соображения не подкрепляются пока железными фактами. Они проходят скорее по линии психологических парадоксов. Так, кое-что затеплилось в сознании. Некий огонек замаячил. Надо подуть на него, подуть, чтоб разгорелся… Знаете, как искорка, упавшая на трут. Не забыл еще, как в войну мы огонь добывали?

— Не забыл… Ну что ж, пожалуйста. Только раздувай искру посильнее, — проворчал Жуков.

Он обиделся на скрытность Леденена, но стремился не показать этого.

И Юрий Алексеевич понял душевное состояние коллеги. Ему хотелось прямо вот сейчас поделиться собственными соображениями с начальником управления, но Леденев ждал подтверждения зародившейся у него версии из Москвы. Эти сведения он запросил по личному каналу связи. Но вдруг товарищи ничего подходящего для него не нащупают? Что тогда? Останется лишь с разочарованным видом разводить на глазах у Жукова руками, демонстрируя перед расстроенным Александром Николаевичем оперативную беспомощность. Ну а если окажется, что он, Леденев, на верному пути… Что ж, от этой его временной сдержанности в первую очередь выиграет дело, что и есть самое главное.

Александр Николаевич нажал кнопку и, когда в дверях появилась секретарь, сказал:

— Приглашайте товарищей, Людмила Борисовна. Пусть заходят…

Секретарь держала в руке конверт. Она взглянула на Юрия Алексеевича, потом вопросительно посмотрела на Жукова.

— Срочная шифровка из Москвы, Александр Николаевич, — сказала Людмила Борисовна. — Адресована лично товарищу Леденеву…

— Так в чем же дело? — спросил начальник управления, и в голосе его обнаружилось явное раздражение. — Товарищ Леденев стоит перед вами. Вот и вручите ему конверт.

Когда сотрудники, принимавшие участие в расследовании загадочного убийства профессора Маркерта, вошли в кабинет и расселись за столом для заседаний, Александр Николаевич сказал:

— Давненько не собирались мы вместе. Кажется, теперь в этом настала необходимость. Сейчас Юрий Алексеевич подобьет, что называется, бабки. Потом обменяемся друг с другом соображениями, наметим новые разработки, попытаемся выйти ближе к цели. Дело это, товарищи, весьма сложное и запутанное, но заканчивать его нам… Давайте внутренне соберемся, до конца используем интеллектуальные возможности и профессиональные навыки каждого. Прошу вас, Юрий Алексеевич… Начинайте.

Леденев поднялся из-за стола.

— Разрешите, Александр Николаевич, буду говорить стоя. Такая поза лучше мобилизует, между прочим… Так вот, начнем с самого начала. Что было нам известно в первый день расследования? Убит профессор Маркерт, атеист, ученый международной известности. Убит двумя выстрелами из американского кольта армейского образца тридцать восьмого калибра. Следов убийца не оставил. Только сам профессор Маркерт обозначил некую зацепку, когда по неизвестной для нас причине зажал в кулаке фигурку апостола Петра. Если, впрочем, действие это не было инсценировано третьим лицом… Именно третьим, поскольку эксперт Франичек доказал, что Маркерт еще жил какое-то время и пытался добраться до книжного шкафа. Впрочем, может быть, он полз по кабинету неосознанно во время агонии. Могло быть такое, Вацлав Матисович?

Доктор Франичек согласно кивнул.

— Вполне, Юрий Алексеевич.

— Однажды в разговоре с Арвидом Карловичем я высказал предположение, что этим третьим лицом могла быть Магда Брук. С целью отработки этой версии мною были организованы некоторые следственные действия, в результате которых я вынужден снять сие предположение. Ваша первоначальная ставка, товарищи, на фигурку апостола Петра как на предсмертное указание профессора Маркерта является пока незыблемой.

— Значит, мы еще годимся на что-нибудь, — заметил начальник управления. — А, товарищи?

Люди заулыбались, завздыхали, оживились.

— Все это так, это логично, идея с третьим апостолом, нет слов, была и остается заманчивой, — сказал Леденев. — Но боюсь, товарищи, что мы несколько увлеклись евангельской стороной дела. Весьма вероятно, что ларчик открывается просто. Дело в том, что апостол существовал в наши дни. По крайней мере, в тот период, когда в прибалтийских лесах действовала банда верных братьев, возглавляемая Черным Юрисом.

— Современный апостол? — не выдержал Кравченко общего молчания, наступившего в кабинете Жукова после столь неожиданного заявления Юрия Алексеевича.

Чувствовалась некая растерянность, в которую поверг Леденев западноморских коллег. Жуков сдвинул брови и строго смотрел на москвича, чувствовалось в его взгляде некое осуждение: так и домолчал до конца хитрован эдакий… Конобеев старался скрыть заинтересованность, выглядел он почти невозмутимым. А вот Арвид Казакис едва сдержал торжествующую улыбку, он понял, что его смутные подозрения, о которых мимоходом упомянул в разговоре с Юрием Алексеевичем, были подхвачены и развиты Леденевым и, видимо, сейчас Юрий Алексеевич располагает и неким конкретным материалом.

Леденев меж тем поднял конверт, который вручила ему перед началом совещания помощница Жукова.

— Здесь, товарищи, ответ на мой запрос в центр, — сказал Юрий Алексеевич. — Когда я прибыл сюда, то, как вы помните, беседовал с каждым из вас в отдельности. В частности, Арвид Карлович, который занимался луцисским периодом жизни профессора Маркерта, сказал мне, что в архивных документах нет никаких упоминаний о связи Маркерта с верными братьями, ничего так или иначе связанного со словом апостол. При этом мой молодой коллега заметил, что подобного рода материалов нет не только в Луцисе, но и во всех специальных архивах Прибалтики. И тут я подумал, что мы совершили ошибку, ограничив зону поисков Прибалтикой… Ведь оставшиеся в живых верные братья Черного Юриса были осуждены и отбывали наказание в исправительно-трудовых колониях, находящихся в различных районах страны, зачастую весьма удаленных от тех мест, где они разбойничали.

После Двадцатого съезда партии почти все они были помилованы, и мне подумалось: не мог ли кто-то из них при каких-либо обстоятельствах пролить свет на интересующие нас события? Я попросил московских товарищей поработать в этом направлении. И вот получен ответ.

Леденев достал из конверта листок бумаги и прочитал:

«После помилования, объявленного Указом Президиума Верховного Совета СССР, заключенный Стасис Шимкус, бывший участник бандсоединения, известного под названием «Верные братья», которое возглавлял бывший штурмбанфюрер, сотрудник службы безопасности РСХА Юрис Вилкманис, обратился к оперативному уполномоченному ИТК-2148 майору Томилину А. В. с предложением сделать важное заявление. Бывший заключенный Стасис Шимкус рассказал следующее.

Поздней весной 1947 года Черный Юрис поручил ему сопровождать до города Луциса неизвестного человека, прожившего в их лагере несколько дней. Вызванный к бункеру Юриса, Стасис Шимкус прибыл несколько раньше назначенного срока и стал невольным свидетелем разговора Юриса и неизвестного человека, которого главарь банды называл Апостолом. Юрис давал Апостолу явку в Луцисе, речь шла о неизвестном Шимкусу лице, которого Вилкманис называл могильщиком или гробовщиком, сейчас он затрудняется точно вспомнить. На просьбу уточнить, когда это происходило, Стасис Шимкус сказал, что даты