спиной Гробоскопа горела перевернутая машина и суетились несколько полицейских в бронежилетах. Все знали, что Генри Гробоскопа готовят для работы в Крыму в качестве военного корреспондента. Генри, втайне надеявшийся, что война нипочем не закончится, пока он туда не попадет, щеголял в морской форме и говорил торопливо и взволнованно — как подобает корреспонденту в зоне боевых действий:
— Здесь становится жарковато, Брайан. Я нахожусь в сотне ярдов от зоны беспорядков. Повсюду перевернутые и подожженные автомашины. Полиция весь день пыталась рассеять толпу, но численный перевес был не на их стороне. Сегодня вечером несколько сотен рафаэлитов окружили издательство «N'est pas une pipe»,[9] в котором забаррикадировалась сотня неосюрреалистов. Демонстранты снаружи выкрикивали лозунги Итальянского Возрождения, потом полетели камни и другие импровизированные снаряды. Неосюрреалисты в ответ открыли стрельбу в демонстрантов и почти взяли верх над ними, но тут вмешалась полиция. Минуточку, я вижу, как полиция берет кого-то под арест. Я попытаюсь взять интервью.
Я печально покачала головой и убрала в шкаф тапочки. Запретили сюрреализм — пошли бесконечные беспорядки, сняли запрет — беспорядки все равно продолжаются. Гробоскоп догнал полицейского, который конвоировал юнца в костюме шестнадцатого века. На физиономии арестованного была вытатуирована репродукция Длани Господней из Сикстинской капеллы.
— Простите, сэр, как вы ответите на обвинения в нетерпимости и неуважении к переменам и экспериментам во всех областях искусства?
Возрожденец злобно осклабился в камеру:
— Говорят, что только мы, возрожденцы, устраиваем беспорядки, но я видел нынче вечером барочников, рафаэлитов, романтиков и маньеристов. Это массовое объединенное выступление классических искусств против тупых ублюдков, которые прячутся за словами о мировом прогрессе. Это не только…
Полицейский дернул его за руку и поволок дальше. Гробоскоп увернулся от пролетевшего кирпича и закончил репортаж:
— С вами был Генри Гробоскоп, «ЖАБ-ньюс», прямая трансляция из Чичестера.
Я выключила телевизор с помощью пульта, прикованного к тумбочке со стороны кровати. Села на постель, распустила прическу, почесала голову. Подозрительно понюхала волосы и решила сегодня в душ не лазить. Я слишком жестко повела себя с Лондэном. Даже при всех наших разногласиях у нас оставалось достаточно общего, чтобы сохранять дружбу.
Глава 11. ПОЛЛИ ВКЛЮЧАЕТ ВНУТРЕННЕЕ ЗРЕНИЕ
Думаю, Вордсворт, увидев меня, удивился не меньше, чем я при виде поэта. Не часто случается нам вернуться в свои любимые воспоминания и застать там кого-то другого, кто начал любоваться этим зрелищем раньше нас.
Пока я по мере сил разбиралась с Лондэном, мои дядя и тетя трудились в мастерской Майкрофта. Как я узнала потом, все вроде бы шло путем. По крайней мере, поначалу.
Когда вошла Полли, Майкрофт кормил книжных червей. Она только что закончила какие-то математические расчеты совершенно запредельной для Майкрофта сложности.
— Я нашла нужный тебе ответ, Крофти, дорогой, — сказала она, грызя кончик изрядно исписанного карандаша.
— Сколько? — спросил Майкрофт, скармливая червям предлоги.
Его «ребятки» жадно пожирали абстрактную пищу.
— Девять.
Майкрофт что-то пробормотал и записал цифру в блокнот. Затем открыл большую книгу с бронзовыми застежками, которую накануне я не успела хорошенько рассмотреть. В ней обнаружилась полость, куда дядя положил напечатанное крупным шрифтом стихотворение Вордсворта «Как облако бродил я, одинокий». Туда же он высыпал книжных червей, которые сразу принялись за работу. Они расползлись по тексту, их непостижимый коллективный разум бессознательно исследовал каждое предложение, слово, букву и ударение. Они глубоко проникали в исторические, биографические и географические аллюзии, расшифровывали их внутренний смысл, скрытый в размере и рифмах, искусно играли с подтекстом, контекстом и модуляциями. После этого они составили несколько собственных стихотворений и конвертировали результат в бинарный код.
—
— Бинаметрические, сферические, цифровые…
— Включаем?
— Нет! — рявкнул в ответ Майкрофт. — Нет, подожди… Три!
Погасла последняя из предупредительных лампочек. Он радостно улыбнулся, взял жену за руку и горячо пожал.
— Ты будешь иметь честь, — объявил он, — стать первым человеком, вступающим в стихотворение Вордсворта.
Полли обеспокоенно посмотрела на мужа.
— Ты уверен, что это безопасно?
— Абсолютно. Я час назад ходил в «Сказание о Старом Мореходе».
— Да? И как?
— Мокро. И по-моему, я забыл там свой пиджак.
— Тот, что я тебе подарила на Рождество?
— Нет, другой. Синий в крупную клетку.
— Это и есть пиджак, который я подарила тебе на Рождество, — заругалась тетя Полли. — Ну почему ты такой рассеянный? Так, что я должна сделать?
— Просто стань вот сюда. Если все пройдет хорошо, то, как только я нажму большую зеленую кнопку, черви откроют тебе путь к любимым Вордсвортовским нарциссам.
— А если все пройдет плохо? — несколько нервно спросила Полли.
Когда она выступала подопытным кроликом для мужниных машин, ей всегда приходила на память кончина Оуэнса внутри огромной меренги. Впрочем, кроме одного случая — ее слегка опалило при испытаниях одноместной пантомимической лошади (задние ноги работали на бутановом двигателе) — ни одно изобретение Майкрофта вреда ей пока не причинило.
— Хмм, — задумчиво протянул Майкрофт, — возможно, хотя и маловероятно, что начнется цепная реакция, в результате которой материя воспламенится и известная Вселенная аннигилирует.
— Правда?
— Да нет, конечно. Шутка. Ты готова?
Полли улыбнулась:
