психологические травмы?
— У кого их не было?
— Разумеется. Но это не абстрактный разговор о людях вообще. Мы говорим о конкретных вещах. О вас. У вас есть душевные слабости, которые они могли бы против вас использовать? Были ли в вашей прошлой жизни эпизоды, которые можно рассматривать как факторы, предопределившие потерю рассудка? Так что, когда вас поместят сюда, а они это сделают, ваши друзья и коллеги скажут: «Ну конечно. Он сломался. Окончательно. Да и кто бы на его месте не сломался? Это все война. И потеря матери». Или кого вы там потеряли. Ну и?
— Такое можно сказать о ком угодно, — возразил Тедди.
— То-то и оно. Вы еще не поняли? Да, такое можно сказать о ком угодно, но они это скажут о вас. Как у вас с головой?
— С головой?
Она пожевала нижнюю губу и пару раз кивнула.
— Да, с котелком. Как он? Видели странные сны в последнее время?
— Было дело.
— Головные боли?
— Я подвержен мигреням.
— Господи. Вы шутите?
— Нет.
— Вы принимали здесь какие-нибудь таблетки, хотя бы аспирин?
— Да.
— Чувствуете себя не в своей тарелке? Будто это не совсем вы? Ничего страшного, успокаиваете вы себя, просто мне малость не по себе. Вот и соображаю туговато. Но у вас нелады со сном, сами сказали. Непривычная койка, непонятная среда, да еще ураган в придачу. Так вы себе объясняете свое состояние. Да?
Тедди кивнул.
— Вы наверняка ели в здешнем кафетерии. Пили там кофе. По крайней мере, успокойте меня, что вы курили собственные сигареты.
— Моего партнера, — признался Тедди.
— А у доктора или санитара не стреляли?
В кармане рубашки у него лежали сигареты, выигранные в покер. Он вспомнил, как выкурил в день приезда сигарету Коули, и еще подумал тогда, что такой сладкий табак попался ему в первый раз.
Она прочла ответ по его лицу.
— Обычно для того, чтобы нейролептический наркотик проявил себя в крови, требуется от трех до четырех дней. А до этого времени больной практически не замечает никакого эффекта. Иногда случаются приступы, которые легко спутать с мигренью, особенно если она периодически повторяется. Но вообще приступы — явление редкое. Обычно единственное, на что обращает внимание больной…
— Хватит называть меня больным.
— …это на сны, они становятся все ярче и длятся все дольше, они нанизываются друг на друга, выстраиваются в цепочки и превращаются в этакий роман сродни фантазиям Пикассо. Еще один заметный эффект — больной начинает чувствовать себя немного как в тумане. Мысли становятся несколько бессвязными. Но ведь это можно всегда списать на расстройство сна и всякие кошмары, правильно? Нет, пристав, я не называю вас «больным». Пока. Это просто фигура речи.
— Если впредь я буду избегать местной пищи, сигарет, кофе и таблеток, о каком ущербе на данный момент можно говорить?
Она убрала волосы с лица и закрутила их в узел на затылке.
— Боюсь, что весьма серьезном.
— Предположим, до завтра я не смогу уехать с этого острова, а наркотики начнут действовать. Как я это пойму?
— Самые очевидные индикаторы — сухость во рту в сочетании, как это ни парадоксально, с обильным слюноотделением, ну и конечно, тремор. Вы заметите легкую дрожь. Она начнется там, где сустав большого пальца соединяется с запястьем, потом захватит палец и наконец овладеет всей кистью.
— Что еще? — спросил Тедди.
— Особая чувствительность к свету, боли в левом полушарии мозга, «застревание» слов. Вы начнете заикаться.
До его слуха донеслись звуки океанского прибоя, разбивающегося о скалы.
— Что происходит на маяке?
Она обняла себя за плечи и подалась к огню.
— Операции.
— Операции? Их можно делать в больнице.
— Операции на мозге.
— Их тоже удобнее делать в больнице.
Она смотрела на языки пламени.
— Экспериментальная хирургия. Не «давайте-вскроем-и-устраним-проблему», а «давайте-удалим-и- посмотрим-что-будет». Незаконные операции, пристав. Так сказать, привет нацистам. — Она улыбнулась ему. — Именно там они плодят своих призраков.
— Кто об этом знает? На острове, я имею в виду.
— О маяке?
— Да.
— Все.
— Ну уж. Санитары, сестры?
Она выдержала его взгляд сквозь пламя костра, и ее глаза были чистыми, ясными.
— Все, — повторила она.
Сам он не помнил, как отключился, но видимо, все-таки уснул, потому что она трясла его за плечо.
— Вы должны уходить, — говорила она. — Они считают меня мертвой. Думают, что я утонула. Если они, разыскивая вас, забредут сюда, то мне конец. Я прошу прощения, но вы должны идти.
Он поднялся и протер глаза.
— Там, — она показала наверх, — проходит дорога. Немного восточнее этого утеса. Потом поворачивает на запад. Примерно через час пути она выведет вас к особняку бывшего командующего войсками.
— Вы ведь Рейчел Соландо? — спросил он ее. — Я знаю, та, которую мне раньше показали, была самозванкой.
— Почему вы так решили?
Кончики пальцев. Вчера перед сном он их разглядывал. Когда утром проснулся, они уже были чистыми. Обувная вакса, подумал он сначала, но потом вспомнил, как он к ней прикоснулся…
— Она выкрасила волосы. Перед самой встречей со мной.
— Вы должны уходить. — Она мягко подтолкнула его к выходу.
— А если я захочу вернуться? — сказал он.
— Вы меня здесь не застанете. Я постоянно перемещаюсь. Каждую ночь на новом месте.
— Но я бы мог забрать вас, увезти отсюда.
Она печально улыбнулась и откинула пряди с висков.
— Вы не услышали, что я вам сказала.
— Услышал.
— Вы отсюда никогда не уедете. Вы пополнили наши ряды. — Она тронула его за плечо и еще раз подтолкнула к выходу из пещеры.
Тедди остановился на пороге, обернулся.
