Будешь — любой приплыви — глаз сияньем облит. По каждой тончайшей артерии &# 8195;пустим поэтических вымыслов феерические корабли. Как нами написано, — мир будет таков и в среду, и в прошлом, и ныне, &# 8195;и присно, и завтра, и дальше во веки веков! За лето столетнее бейся, &# 8196;пой: — «И это будет последний и решительный бой!» Залпом глоток гремим гимн! Миллион плюс! Умножим на́ сто! По улицам! На крыши! За солнца! &# 8195;В миры — &# 8195; слов звонконогие гимнасты! И вот Россия не нищий оборвыш, не куча обломков, &# 8195;не зданий пепел — Россия вся единый Иван, и рука у него — Нев а, а пятки — каспийские степи. Идем! Идемидем! Не идем, а летим! Не летим, а молньимся, души зефирами вымыв! Мимо баров и бань. Бей, барабан! Барабан, барабань! Были рабы! Нет раба! Баарбей! Баарбань! Баарабан! Эй, стальногрудые! Крепкие, эй! Бей, барабан! Барабан, бей! Или — или. Пропал или пан! Будем бить! Бьем! Били! В барабан! В барабан! В барабан! Революция царя лишит царева званья. Революция на булочную бросит голод толп. Но тебе какое дам названье, вся Россия, смерчем скрученная в столб?! Совнарком — его частица мозга, — не опередить декретам скач его. Сердце ж было так его громоздко,
