дорого, десятками сожженных машин и убитых солдат. И, те и другие сообщения не совсем соответствовали истине. Для того чтобы получить объективную картину происходящего следовало искать золотую середину.

Турки в этот день вернули свою тарелку к «Таляляму». Объяснялось это тем, что им надоело делать включения на одном и том же фоне, и они решили сменить обстановку.

— Офигительно, — сказал Громов, узнав об этом.

Ему совершенно не хотелось тащиться к министерству, да и не стоило таких усилий прямое включение. Ничего ценного он по большому счету не сообщил. Просто в течение двух с лишним минут красочно описывал ситуацию в Багдаде, а закончил свое выступление, сказав, что по информации иракского командования танки коалиции находятся еще на полпути к Багдаду, но добавлять о том, что таким темпами они дней через пять уже достигнут иракской столицы — не стал.

— Чудненько, — сказал ему звукорежиссер, когда эфир закончился, — спасибо.

Сергей позвонил в редакцию, выслушал слова благодарности и сказал, чтобы к нему сегодня больше не приставали.

— Будем отдыхать, — сообщил он Игорю.

Однако расслабиться опять не получилось. Днем по городу распространились слухи, что американцы высадили десант в районе аэропорта имени Саддама Хусейна. С той стороны, где располагался аэропорт, в течение нескольких часов слышалась автоматная стрельба и взрывы, а потом они затихли и эта тишина была не менее зловещей, чем звуки сражения. Спустя час мимо «Палестины» промчалось несколько полицейских машин, в которых почему-то сидели военные. Неужели у них своих машин не было? Солдаты, выставив в окна автоматы, периодически нажимая на курки, выпускали в небо очередь за очередью. Так они радовались тому, что отбили атаку американцев.

Щелк, щелк, щелк!

По дороге разлетались гильзы.

Военные совершенно не думали о том, что машина способна, к примеру, подпрыгнуть на кочке и тогда следующая очередь может задеть какого-нибудь прохожего. Солдаты что-то кричали, а жители, приветствуя проезжающие машины, хлопали в ладоши.

Сергей все ждал, что их вновь соберут на пресс-конференцию и сообщат о том, сколько уничтожено в аэропорте американцев, расскажут о подробностях боя, продемонстрируют тела погибших или хотя бы фотографии, но местным властям давно уже было не до журналистов. Постепенно они утрачивали контроль над Багдадом. Ощущалось, что скоро власть в городе сменится, что через несколько дней здесь будут хозяйничать американцы. Они установят новые порядки, а пока эти времена не наступили, горожане буду грабить магазины. Сергей знал, что в течении нескольких дней в городе воцарится хаос и безвластие, а все знают, что у любого из иностранцев, оказавшегося в Багдаде, наличных денег с собой столько, что местному жителю их и за год не заработать. В «Палестине» было чем поживиться. Она так же привлекательна для грабителей, как и банк, вот только охраняли ее похуже.

Надо было думать о том, как выбраться из города и когда — до того, как в него вступят американцы или все же позже. Уличные бои — самая скверная штука, какая может случиться. Там будут вначале стрелять по любой движущейся мишени, а уж потом думать — в кого попали.

Ближе к ночи, когда закончились перегоны, и можно было чуть расслабиться, все журналисты собрались в номере, расселись на полу, разложив перед собой еду и питье. Сидели в темноте, а когда кто-то высекал огонь из зажигалки, от этого крохотного света, у всех начинали светиться глаза. Как только завязывался разговор, в него тотчас вступал попугай, принимался чирикать, ведь его так и не удалось обучить ни одной человеческой фразе. Все решили, что оставлять попугая в Багдаде нельзя, потому что он своим веселым чириканьем скрашивал серые вечера в гостинице.

По телевизору в новостях в очередной раз показывали сгоревшие автобусы и машины. Накануне вечером в Багдад не сумела прорваться новая группа. Она ехала на смену коллегам, сидевшим в иракской столице вот уже почти месяц. Никто и не предполагал, что они так надолго здесь задержаться. Максимум на пару недель. Исходя из этого — им и выдали в бухгалтерии деньги. Смена все не ехала и возникли подозрения, что скоро придется просить милостыню на улицах Багдада, чтобы оплатить номер или проситься на постой к другим группам. Пусть хоть в прихожей выделят им по половичку, где можно переждать ночь. Потом деньги, чуть ли не используя какую-то контрабандную или шпионскую схему, им передали. Уж кто о ней прознал — выяснять не стали. По слухам в Москве кто-то отвез деньги на одну из квартир, находящуюся на окраине города. Там сообщили адрес в Багдаде, где эти деньги можно получить. Процент за нелегальный перевод денег брали небольшой. Журналистам, сидящим в Багдаде, пришлось по указанному адресу ездить дважды. В первый раз в доме никого не оказалось, а во второй дверь лишь едва приоткрылась, после того, как русские сообщили — кто они и что приехали за посылкой, в щель просунулась рука с конвертом. Когда журналисты взяли конверт — дверь захлопнулась. Они так и не видели лица того, кто его им передал. Его содержимое они проверили тут же, не отходя от двери, но их не обманули. В конверте оказалась пачка долларов. Так они и смогли протянуть до приезда смены.

Новая группа приехала из Иордании. По дороге они снимали все, что видели, а видели они — как обстреливали дорогу. Безопасных участков на ней не осталось. Почти все развязки были разрушены, а на асфальте во многих местах зияли пробоины. Водитель должен был ощущать себя слаломистом, которому, спускаясь со склона горы, надо обойти стороной многочисленные препятствия, а если он заденет хоть одно из них, то угробит машину и переломает руки и ноги. На обочине стояли сгоревшие машины.

Этим маршрутом им и предстояло возвращаться. От такой перспективы по спине пробегал холодок страха, но новой группе придется еще хуже — им предстоит остаться в городе, когда начнется его штурм.

Новая группа привезла с собой песенку, которую сложили журналисты, находящиеся в Иордании, чтобы поддержать своих коллег в Багдаде. Они чуть переиначили песню «Любе» о комбате. В новой интерпретации припев этой песни звучал вот так:

Получилось не очень в рифму, но патриотично. Иракский лидер, услышав такую песню на улицах Багдада, в полном восторге, должен был спросить у своих подчиненных; «а кто это меня поминает всуе?». Вряд ли он мог понять что-то, кроме своего имени. «Русские», — должны были объяснить ему подручные, сбегав быстренько к подвыпившей компании — выяснить кто они такие. «Русские? Я так и думал, — мог сказать Хусейн. — Вот из кого надо гвардию набирать. Они ни черта не боятся. Им наплевать на американские ракеты».

Вот только, даже если горланить эту песню хоть во всю глотку, отнюдь не луженую, перекричать гул низко летящих самолетов было уже трудно. После того, как иракские системы ПВО оказались подавлены, самолеты летали на очень малых высотах, уже не беспокоясь, что их смогут сбить. Своим ревом они трепали нервы горожанам, ну прямо как немцы во время Второй мировой войны, когда вместо бомбы сбрасывали бочку с дыркой в боку. Падая, бочка издавала такие противные звуки, что от них можно было сойти с ума, а у иракцев за время налетов и так нервы пришли в полное расстройство.

Сергей все думал, что отметит свой день рождения дома, считал — сколько до него осталось. Дата подходила, а они так и оставались в Багдаде без каких-либо шансов покинуть его в скором времени. Накануне дня рождения он оповестил всех коллег об этом событии и сказал, где намеревается его отметить.

— Всех жду, — сообщил он, — можно без подарков.

Это был пир во время чумы. В городе к тому времени осталось работать только три ресторана, но к счастью, к их числу относился и тот сирийский, который Сергей заприметил еще в самом начале командировки. Если не надо было кормить водителя, он старался есть только там. Постепенно они с Игорем